Аристократ. Том 3. Война грязных искусств. А. Райро

шагов – и в свете луны показались очертания миниатюрной фигуры, привставшей на коленях и сгорбившейся в траве за кустами.

      Ну вот и встретились, мелкий говнюк.

      Я подскочил к парню и ударом ноги выбил из его рук винтовку. Тот успел выдавить нечленораздельное «Аг-аг-х-м», после чего второй удар ноги, уже в грудь, сшиб его на землю. Пацан упал на спину.

      Я нацелил ствол револьвера ему в лицо и процедил:

      – Просил же не шуметь. А ты шумишь.

      Тот громко сглотнул и уставился на меня.

      Я окинул его взглядом.

      Это был белобрысый парнишка лет десяти, не старше. Худой, даже истощённый – без слёз и не взглянешь. В обтрёпанной фермерской одежде, вроде той, что была на Хиннигане.

      Мальчик сдался сразу, подняв руки с раскрытыми ладонями к голове, но это была всего лишь видимость капитуляции – в его глазах пылал огонь ненависти, и я отлично знал, к чему обычно приводит такая ярость. Как только я отвлекусь, пацан перережет мне горло, даже глазом не моргнёт. Для него неважно, чем это ему обернётся. Он был готов убивать здесь и сейчас.

      – Ты один? – спросил я, наклонился и быстро обшарил его одежду (маленький кинжал обнаружился в ножнах на внутренней стороне голени).

      Мальчишка не ответил.

      Не сводя с него глаз и, конечно, ствола револьвера, я повторил вопрос:

      – Я спрашиваю, ты один?

      – Один… – Он облизал губы. – Я тут живу… ферма ведь заброшенная… никто не запрещает тут жить.

      – Но никто и не разрешает, – бросил я.

      Парень поморщился.

      Он хотел сказать что-то ещё, но тут его взгляд упал на мой револьвер, точнее, на его ствол и гравировку головы волка.

      Лицо мальчишки мгновенно переменилось. Вместо ненависти и дерзости его глаза заполонил ужас, дыхание участилось, губы задрожали.

      Он умоляюще на меня посмотрел и выдавил:

      – Я ничего плохого не сделал, господин агент… я не поддерживаю повстанческие отряды, я просто тут… живу. Ночую, понимаете? Меня из дома выгнали… и я в поле жил, но стало холодать, и я подумал…

      – Кто здесь ещё есть? – оборвал я его оправдания.

      Парень замотал головой.

      – Никого. Никого нет. Я один тут ночую… никому плохо не делаю… ферма же з-заброшенная, это же не з-з-запрещено… господин агент… не з-запрещено…

      Он начал заикаться.

      Дёрнулся пару раз, пытаясь вдохнуть, а потом закашлялся, перевалившись на бок. Из его груди послышались свистящие хрипы, шея напряглась. Он уткнулся носом в траву и затрясся в приступе удушья.

      Сначала я был уверен, что засранец притворяется, но чем дольше длился его припадок, тем сильнее парень бился о землю, бледнел и заходился хрипами – а такое невозможно изобразить по желанию, да ещё и так достоверно.

      – У него приступ астмы! – раздался позади голос Хлои.

      Она кинулась к пацану, но я успел ухватить её за плечо и притянул к себе.

      – Никаких рун, – напомнил я Хлое на всякий случай, шёпотом в самое ухо.

      Девушка кивнула и склонилась над мальчишкой, которого колотило всё сильнее.

      – Всё