Бог, которого не было. Красная книга. Алексей Френкель

Из семьи каких-то крутых торговцев коврами. И эта девка из семьи крутых йеменских торговцев коврами тоже влюбилась в Мишу. И они пять лет жили вместе. А трахались – еще больше. И все всех устраивало, пока они не решили пожениться. Девка, которую больше пяти лет все устраивало и в Мишкином члене, и в хозяине этого члена, потребовала, чтобы тот сделал обрезание. Потому как только обрезанный член может официально войти в семью йеменских торговцев коврами. И по хрену, что этот член из Киева. И этот член согласился. В смысле член был против, а хозяин члена согласился. После операции хозяин члена неделю лежал в больнице, умирая от боли в члене. Даже мочеиспускать не мог по-человечески. Тут я вспоминаю о Канте и рассказываю Илье про холодильник. В смысле про Канта. Что он – как Наталия Медведева – сначала эмигрировал, а потом вернулся. Илья открывает морозильник, здоровается с Кантом, но тот делает вид, что не узнает Илью. Мы с Ильей мочеиспускаем. Без угрызений совести, как и завещал родоначальник немецкой классической философии. И снова пьем. Илья говорит, что, когда йеменка пришла в больницу навестить своего обрезанного возлюбленного, тот ее послал. И дочь торговцев коврами осталась безмужней и безутешной. Бляблябля, заканчивает Илья эту трагическую историю. Бляблябля, соглашаюсь я.

      Рюмки с «а бог его знает» до «а черт его знает».

      Позвонила Майя через алеф и спросила: а не у меня ли Илья. Мол, он не берет трубку. Я спросил: а что, по моему голосу не слышно, что Илья уже больше литра виски как у меня? Майя сказала, что слышно. И насколько ей слышно – не меньше литра с четвертью. Я хотел дать телефон Илье, но Майя сказала, что скоро будет, и повесила трубку.

      Позвонил пророк Иеремия и спросил: а не у меня ли Илья. Мол, он не берет трубку. А я спросил: а что, по моему голосу не слышно, что Илья уже практически полтора литра виски как у меня? А пророк Иеремия сказал, что слышно, и насколько ему слышно – литр триста. И слышно, что виски односолодовый. Затем попросил дать трубку Илье. А я поставил мобильник на громкую – ну потому что Илья рюмку держать еще мог, а трубку – уже нет. И пророк Иеремия сказал Илье: обрежьте крайнюю плоть сердца вашего. Мы с Ильей решили, что это хорошая идея, а еще что – бляблябля, ну и выпили.

      Потом Майя перезвонила еще раз и спросила: осталось ли у нас спиртное? Я пробурчал, что бляблябля, а Майя сказала, что тогда она заедет в круглосуточный и потом приедет. И что бляблябля. «Она у тебя неплохая баба, бляблябля», – сказал я уснувшему прямо за столом Илье. «А то! Бляблябля», – сквозь сон ответил Илья и захрапел матом.

      Было 8:45 – виски кончился, и мне было пора идти в новое помещение почты, где я буду один и где я буду получать на несколько сотен шекелей больше. Кстати, пророк Иеремия больше не перезванивал.

      Дверь я оставил открытой – ну чтобы Майя через алеф могла зайти, и да поможет им обоим виски и пророк Иеремия. Ну и вообще: бляблябля. Забегая вперед – так оно и вышло.

      Я спускался навстречу нарисованному на небе Иерусалима солнышку, изо всех сил стараясь не навернуться с лестницы.

      Все-таки не зря мир скособочило, а потом выпрямило, напутствовал