Бог, которого не было. Красная книга. Алексей Френкель

чтобы все испортить. А Бьорк знала это и пела, что любовь – это сон для двоих, а мужик пролистнул несколько страниц, и я выхватил – не помню, с двенадцатой или с двадцатой: может, ты перестанешь трахать мне мозги и трахнешь меня по-настоящему?

      Я твой путь в один конец – это снова Бьорк; но не дай тебе боже вспомнить, что ты сам и придумал Бога – это последнее, что я успел прочитать, потому что щетинистый мужик захлопнул книгу – подошла его очередь.

      Мужик пошел вперед, и я наконец увидел, что же там под баннером. А там под баннером был я. Я сидел за маленьким столиком и подписывал «Бога, которого не было». Одну книгу за другой. Я – тот, который стоял в очереди к себе, – охренел, естественно. А тут еще голос с эффектом зацелованных губ заявил: если вы потеряли себя… И тут я – тот, который подписывал книги, – поднял голову и посмотрел на меня, стоящего в очереди ко мне тяжелыми, словно наваливающимися на тебя глазами. Ну не на тебя, а на меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я, который потерял себя, смотрел на себя, которого я потерял. Кстати, на мне – на том, который раздавал автографы, – были черные джинсы Diesel и белая футболка с надписью «Лучше не будет» – та самая, которая наверняка помнила, что Даша не признавала лифчиков. И я – тот, на котором были черные джинсы Diesel и белая футболка с надписью «Лучше не будет», – усмехнулся и не стал подписывать книгу мужику с щетиной. Вместо автографа я положил ручку на столик. Ручка, кстати, была Parker. Такая же, какой я – тот, который стоял в очереди к себе, – подписывался вместо тебя. Ты – это Бог. Я там еще росчерк ставил, что я у Фредди Меркьюри подсмотрел. Он так на сиськах фанаток маркером расписывался. Про сиськи не помню, но росчерк – красивый. Поэтому я и украл для тебя этот росчерк. Думаю, что сиськи тоже были красивыми – зря, что ли, Фредди на них расписывался. Кстати, чернила у меня – того, кто на книгах расписывался, были черными – такими же, как и у того меня, что за тебя письма писал. И у Фредди маркер тоже был черным. Ну тот, которым он на сиськах расписывался. И сиськи, сто пудов, были классные. Так вот: я – тот, который стоял в очереди к себе, – так и стоял охреневший. А мужик – тот, с глазами гуппи, – тоже охренел. И глаза у него стали как у рыбки скалярии. Если ты вдруг забыл, чего ты насоздавал, – то скалярии раз в семь больше. Ну если ты и правду это все насоздавал и если ты и вправду есть. Но охренел не только мужик – охренели вообще все. Кроме меня – потерявшего себя и вдруг нашедшего. Ну потому что я и так был охреневший донельзя. Но оказалось, что было от чего охренеть. Потому что в книгах – тех самых, что были в руках у каждого в очереди, – буквы взяли и исчезли. Прямо на глазах. И на тех глазах, что как у рыбки гуппи, и на тех, что как у скалярии. А вслед за буквами исчезли и книги. Те, где на обложках было: «Бог, которого не было». И баннер – «Бог, которого не было» – тоже исчез. А потом исчезла и очередь. Последним исчез я – тот, к которому стояла эта очередь. Остался я, стоящий в очереди, которой уже не было. Исчезнувшей очереди ко мне, которого тоже больше не было. А вот ГУМ остался. А Бьорк пела: я твой путь в один конец.

      Бьорк