Рассказы о людях. Люди вокруг нас, знаем ли мы их, замечаем ли?. Сергей Павлов

сорвал план.

      И тут тоже все было правдой.

      Лейтенант дописал бумаги и завершил:

      – Те, кто разобрал трактор, уже наказаны, но и ваша вина в этом есть. Прокуратура видит необходимость привлечь вас к суду.

      Суд был в клубе.

      Читали обвинение, и все было точно и верно. И его преступная халатность, и пьянка, и чужая свадьба, и сорванный сев. Он искал в зале мать и отца и невесту и никого не нашел.

      Кто-то в зале крикнул:

      – Ты сам-то скажи что-нибудь!

      А чего тут можно было сказать?

      Зачитали приговор.

      ***

      В лагере тоже был трактор и не один. Бревна таскать вручную было бы невмоготу. Только детали воровать уже никто не решался.

      Однажды начальник лагеря вызвал Семена к себе.

      – Ну что, Семен, говорят мне, есть ты перестал. Может, хлеб прячешь, побег готовишь, а я не знаю?

      – Нет, товарищ начальник.

      – Ты садись, Семен. —В крепкой избе было тепло, самовар уютно напевал, из-за спины начальника внимательно смотрели портреты Сталина и наркома. -Дело я твое читал, срок у тебя небольшой, может, и по амнистии пойдешь какой. —он показал на самовар, -Вон, чаю налей, сахару положи. —От такого нельзя было отказаться.

      – Так может, другие побег готовят? – продолжил начальник.

      – Нет, товарищ начальник.

      – Смотри, Семен, смотри… Чего ж ты есть-то перестал? —Говорил спокойно, расслабленно, а глаза смотрели жестко, -Я здесь как бы хозяин, ты у меня в гостях, выходит. Может, еда дорогому гостю не нравится?

      – Нет, товарищ начальник, хорошая еда.

      – Так в чем же дело, Семен? Так и помереть недолго.

      – Умереть хочу, товарищ начальник.

      Начальник откинулся на спинку стула, рассмеялся:

      – Вот как! Умереть-то здесь легко. Выжить трудно. А с чего вдруг? Давай рассказывай, расстреливать-то я тебя не могу, а на охрану ты, уж пожалуйста, не кидайся – побьют только.

      И рассказал Семен.

      Письмо он домой написал сразу, но ответа не было, не было и еще на четыре письма. Потом не вытерпел и написал невесте. Конверт пришел через месяц.

      Сердце заходилось, когда рвал он край и доставал письмо, расправлял на колене листок. И все больше останавливалось, когда вчитывался в короткое письмо:

      «Не пиши мне больше, знать я тебя больше не хочу. Из-за глупости твоей посеять много не получилось и урожай большой собрать не вышло, а потому и зерна в колхозе было мало. Умерла мать твоя и брат мой, многим тяжело пришлось, Егора Петровича нашего арестовали за невыполнение. Не знаю как проживем сейчас, многие в город собираются на завод. В колхозе соседнем где твой трактор разобрали тебя тоже ненавидят потому ввел ты их трактористов в соблазн и арестовали у них троих под самый сев. Еле справились они. Забудь меня.

      А мать твоя хотела на суд пойти, да отец не пустил. Сказал нечего на этого стервеца смотреть он теперь