И свет во тьме светит. Лев Толстой

Правда?

      Священник. Извините, если я не так выражался, извините.

      Неловкое молчание. Священник идет к стороне и, раскрывая книгу, читает. Входят Люба с Лизанькой. Люба, 20-летняя красивая, энергичная девушка, дочь Марьи Ивановны, Лизанька, постарше ее, дочь Александры Ивановны. Обе с корзинами, повязанные платками, идут за грибами. Здороваются – одна с теткой и дядей, Лизанька с отцом и матерью – и со священником.

      Явление пятое

      Те же, Люба и Лизанька.

      Люба. А где мама?

      Александра Ивановна. Только что ушла кормить.

      Петр Семенович. Ну, смотрите приносите больше. Нынче девочка принесла чудесные белые. И я бы пошел с вами, да жарко.

      Лизанька. Пойдем, папа.

      Александра Ивановна. Поди, поди, а то толстеешь.

      Петр Семенович. Ну, пожалуй, только папиросы взять. (Уходит.)

      Явление шестое

      Те же, без Петра Семеновича.

      Александра Ивановна. Где же вся молодежь?

      Люба. Степа уехал на велосипеде на станцию, Митрофан Ермилыч с папа уехал в город, мелкота в крокет играют, а Ваня тут, на крыльце, что-то с собаками возится.

      Александра Ивановна. Что ж, Степа решил что-нибудь?

      Люба. Да, он повез сам прошение в вольноопределяющиеся. Вчера он препротивно нагрубил папа.

      Александра Ивановна. Ну, да ведь и ему трудно. Il n'y a pas de patience qui tienne [20]. Малому надо начинать жить, а ему говорят: ступай пахать.

      Люба. Папа не сказал ему так. Он сказал...

      Александра Ивановна. Ну, все равно. Только Степе надо начинать жить, и что он ни задумает, все нехорошо. Да вот он и сам.

      Степа въезжает на велосипеде.

      Явление седьмое

      Те же и Степа.

      Александра Ивановна. Quand on parle du soleil, on en voit les rayons [21]. Только что об тебе говорили. Люба говорит, ты нехорошо поговорил с отцом.

      Степа. Нисколько. Ничего особенного не было. Он мне сказал свое мнение, а я сказал свое. Я не виноват, что наши убеждения не сходятся. Люба ведь ничего не понимает и обо всем судит.

      Александра Ивановна. Ну и что же решили?

      Степа. Я не знаю, что папа решил; я боюсь, что он сам хорошенько не знает, но про себя я решил, что поступаю в кавалергарды вольноопределяющимся. Это у нас изо всего делают какие-то особенные затруднения. А все это очень просто. Я кончил курс, мне надо отбывать повинность. Отбывать ее с пьяными и грубыми офицерами в армии неприятно, и потому я поступаю в гвардию, где у меня приятели.

      Александра Ивановна. Да, но папа почему не соглашался?

      Степа. Папа? Да что же про него говорить. Он теперь под влиянием своей idée fixe ничего не видит, кроме того, что ему хочется видеть. Он говорит, что военная служба есть самая подлая служба и что поэтому надо не служить; а потому он мне денег не даст.

      Лизанька. Нет, Степа, он не так сказал, я ведь была тут. Он сказал, что если нельзя не служить, то надо идти по набору, а что идти вольноопределяющимся значит самому избирать эту службу.

      Степа.

20

Всякое терпение лопнет (франц.)

21

Когда говорят о солнце, видят лучи от него (франц.)