Лесник. Андрей Шапеев

что Олеся непрочь поддержать эту тему и дальше, и не отступал:

      – Любовь значит была? Я знаю, точно: большая любовь, – я улыбался, словно бы продолжая дружелюбно построенный Олесей диалог.

      – Нет, никакой любви. Совсем никакой. Это мой дед. У него лунатизм, он ночью пришёл и изнасиловал меня. – Сказала она уже без улыбки, но всё с той же незатейливой прямотой. Иногда юные девушки хотят поразить, шокировать чем-то. Это у них в возрасте есть такое. Возможно, в этой ситуации Олесей руководил именно этот мотив.

      Олеся младшая задумчиво ковырялась в своём букете из полевых цветов, слушая внимательно наш разговор, но делая вид, что не слышит. Старшая же делала вид, что для неё это совершенно обыденный разговор. Их лица тряслись в моём зеркале, как перо сейсмографа. Дашенька, жена моя, смотрела со скрытым укором – не на меня, а на дорогу, но я всё понял.

      – Понятно, значит, дед. – Сказал я всё с тем же идиотски-оптимистичным тоном.

      – Да, дед. – Продолжила Олеся старшая. – Но он не специально. Это лунатизм. Он уже совсем старый был. Вот и получается, что прадед Олеси – её отец. Это странно, я знаю. – Она очень натурально и добро рассмеялась. – Но что поделать. Бывают вот такие вот случаи. Я решила рожать.

      – Хорошо, а почему обе Олеси-то? – Спросил я наконец. – Почему у дочери ваше имя?

      – Это уже я, – горделиво заметила старшая. – Подумала, что так назвать будет интересно. Люблю вот, когда люди спрашивают. Сразу есть о чём поговорить. – Она задумчиво покусала нижнюю губу. – Ну и просто хотелось чтобы звали Олеся. Не знаю, почему. Просто! – И она зыркнула на меня в зеркало.

      – Мама, это не новость, – ровным голосом обиженно сказала младшая.

      – Пусть знают, буся. – Ласково и тихо обратилась к ней старшая.

      Младшая особо в лице не изменилась, но как будто приняла сказанное. Да уж, парочка что надо.

      – А что же вы? Куда едете? – Просто спросила старшая Олеся, когда мы уже подъезжали к Кротам.

      – К другу, – Ответил я, – знаете, может быть лесника местного, он живёт дальше за борком.

      – Лесника-то видели конечно, – отвечала старшая. – Но давно видели, года полтора. Знаем только что есть он там, и всё.

      – Пьёт? – Обеспокоенно уставился я на них в зеркало.

      – Этого не знаю. А знаете что, я поздороваться с ним хочу, а то всё повода познакомиться не было. Давайте мы с вами до него доедем, а оттуда уже пешком пойдём.

      – Да как скажете, Олеся. Как скажете, – игриво-задорно, как с детьми, говорил я.

      Когда мы наконец приехали к дому лесника и постучались в его дверь, открыл нам некто совсем другой, не Славка.

      4 Это не Славка

      Этот мужчина оказался блестяще-лысым, с густыми чёрными гусеницами бровей, с гладковыбритым лицом и подбородком, переходящим в шею. Его щёки синели: из-под бледной кожи лица уже хотела вырасти новая щетина. Глаза так чёрнели, что зрачков в радужках не наблюдалось вовсе. По комплекции он был точь-в-точь как Слава – плечи широкие, рост