За пределами трепета. Елена Гарбузова

погибнет, так что проще избавить ее от страданий, пока тварь еще мало осознает окружающую действительность.

      Лиля мало что поняла из строгого научного доклада матери. Евгения Александровна редко заботилась о простоте слога. Но девочка поняла всю боль миниатюрного создания на ладони, трепетавшего от несправедливо нанесенной обиды. Существо было предано с рождения, коварно изгнано близкими людьми и, несомненно, по мнению ребенка, нуждалось в защите.

      – Мамочка, милая, родная, позволь мне оставить звереныша. Я назову его Гуманоидом и стану ему настоящим родителем. Посмотри, какой он несчастный и одинокий!

      Евгения Александровна поначалу возмутилась, но, глядя в глаза ребенка, полные слез и жалости, вдруг неожиданно смягчилась.

      – Ладно, забирай этого монстра. Но помни, что будешь сама лично кормить его. И, скорее всего, он все равно не выживет, потом не реви и не порти мне нервы.

      Лилю накрыла волна восторга и нежности. Она нашла старую картонную коробку из-под обуви и наполнила ее самым чистым песком, набранным возле реки. Затем нарвала луговых цветов, зеленой травки и соорудила царское ложе своему первому питомцу.

      Девочка научилась кормить Гуманоида пипеткой. Он доверчиво выползал из коробки на детскую ручку, не видя ее, так как глазки его были еще слепы и не открылись. Им не хватало силы жизни. Но летучая мышь всегда чувствовала близкое присутствие Лили, ее материнское тепло и участие. Зверек открывал крохотный ротик в приветственном восторге, ловко цепляясь цепкими коготками за указательный палец, и уютно размещался на нем для последующего кормления. Лиля аккуратно набирала молочко в пипетку и по капле, чуть дыша, насыщала такое родное существо. Брюшко у летучей мыши, в отличие от основного кожистого и темного тельца, было абсолютно прозрачным. И девочка знала, что пузо следует заполнить ровно наполовину, чтобы ее прирученное маленькое счастье было сыто и довольно. Иногда Гуманоид расправлял перепончатые крылышки и обнимал пальчик девочки в полную силу своих неуверенных способностей. Обнимал доверчиво, ласково, прижимаясь прохладной щечкой, которая была не больше булавочной головки. Но для Лили он был большой и полный значимости, сердце девочки всегда наполнялось любовью и вторило ответным чувством.

      Гуманоида не стало спустя пару месяцев. Он плохо развивался, сил его хватало только на робкую, старательную нежность. Зверек хватался за Лилю как за саму жизнь, обретая в ней смысл и желание двигаться дальше. Но Лиле надо было срочно уехать с классом на выходные, и она поручила малыша матери. Евгения Александровна, не обладая чуткостью ребенка, да и в целом не испытывая нежности к случайному уродцу в доме, случайно влила молока больше, чем следовало. Гуманоид задохнулся. Его скорбная дорога жизни закончилась, так и не успев расправить крылья. Он не познал то, для чего был рожден – полет в ночи. Но его человеческая мама всегда верила, что он воспарил к звездам и там безмолвно улыбается ей, сияя наконец-то раскрывшимися глазками.

      Вернувшись