Дубровский 2.0. Перезагрузка. Михаил Николаевич Араловец

ему, что вы против.

      – Вряд ли он послушается.

      – Послушается, если вы заплатите его долг. А он, по моим сведениям, составляет пятьдесят тысяч долларов.

      – Слышь ты, мудило,– генерал перешел на армейский жаргон, – не трогай моего сына, хребет сломаю.

      – Ну, это вряд ли. Вы лучше бы о себе позаботились. У меня в сейфе папочка лежит интересная, а там документики еще более интересные. О том, как протекала ваша параллельная тайная жизнь в армии, какие комбинации вы прокручивали, как обогатились за счет государства. Некоторым людям интересно будет взглянуть. Так как?

      – Мне надо подумать. – Дубровский-старший вдруг съежился, будто из него выпустили воздух.

      – Думайте, только недолго. – С этими словами Шабашкин вышел из кабинета.

      * * *

      В гостиной царило затишье. Веселье не складывалось. Разговор в отсутствие хозяина дома не клеился. Чапаев пытался развлечь иностранцев анекдотами, но те лишь вежливо улыбались и качали головой. Русский юмор британцы решительно не понимали, вернее, понимали все буквально.

      – Как русские могут смеяться над евреями? Это же расизм. Не думал, что наш переводчик юдофоб,– прошептал Гастингс Пуаро.

      – Зато водка у них хорошая, – отвечал грубый человек.

      – Вы все о водке, Наверное, хватит уже пить.

      – А что тут пить? – удивился Пуаро.

      – В самом деле, – ухмыльнулся Гастингс, обводя взглядом батарею бутылок с водкой, коньком и виски.

      Тенью вокруг стола сновала Сюзанна, меняя грязные тарелки и приборы, убирая мятые салфетки и пустые бутылки.

      Троекуровы не участвовали в разговоре, они вообще отошли подальше от компании. Андрей Гаврилович нервно выговаривал что-то дочери. Та молчала, опустив голову.

      Шабашкин решительно направился к ним.

      – Маша, он вас обидел?

      Девушка отрицательно покачала головой.

      – Ну, не молчите же.

      – Леонид Вячеславович, – вмешался Троекуров, – вы бы своей властью прекратили домогательства этого… этого донжуана. Он опасен для Маши.

      – Вообще-то у меня есть идея, – Шабашкин покосился на Машу и, увидев ее настороженный взгляд, поспешил успокоить, – нет, нет никаких силовых мер.

      Маша сильнее запахнула шаль, словно защищаясь от слов Шабашкина, и произнесла:

      – Мне нездоровиться, извините, я вас покину. – И ушла.

      – Что за идея, полковник? – потребовал Троекуров.

      – А вы знаете, что они помолвлены?– вдруг спросил Шабашкин.

      – Что?! – Троекурова поразило не само известие, а скорее то, что дочь не сказала ему. – Так далеко зашло?! Я не знал.

      – Мы многого не знаем о наших детях или не хотим знать.

      – Да что же делать? – Троекуров, казалось, не заметил последних слов полковника.

      – Он сам откажется от Маши, – недобро усмехнулся Шабашкин.

      – Почему?

      – Он в тупике, из которого только один выход.

      – Вы говорите загадками.

      – Загадки скоро откроются.

      – И все же?

      – Не торопите события, Андрей Гаврилович, – уклонился от ответа