Огниво. Екатерина Зудова

разъярённый Фома.

      Но не успел он ничего сделать, потому как подкрался к нему сзади Лиходей и сразил наповал тяжёлым камнем. Упал Фома, как подкошенный. Повалился на землю и факел его.

      Лиходей лишь злобно усмехнулся. Видать, даже совесть злодея не мучала! Подобрал он факел, покуда огонь не успел затухнуть, и поджёг заготовленные вязанки хвороста. Порывы штормового ветра подстрекали пламя, разбрасывали кругом горящие искры. Быстро разгорались сигнальные костры, приближая государеву погибель.

      Лиходей запрокинул голову и уставился на тёмное небо.

      – Скорее бы грянуло…

      Бледный, аки смерть, Балалай пробормотал – то ли с опаской, то ли с надеждой:

      – А если ладья мимо скал проскочит?

      – Нет там проходу! – уверенно покачал головой Лиходей.

      Сообщник его в страхе закусил губу:

      – А как царица узнает, что тогда?

      Лиходей усмехнулся:

      – Мы уже далеко будем.

      Видно, ничуть он не сомневался в успехе своего гнусного и коварного плана.

* * *

      Ночь уж близилась. Настасья сидела на мягкой перине в комнате дочери, а на коленях у неё уютно устроилась Даша. Настасья только диву давалась: сколь быстро дитя растёт! Ещё совсем недавно дочурка была совсем крошкой, а теперь уж и на коленях так просто не удержишь.

      Царица вложила в раскрытую ладонь Даши нарядные серьги. Девочка, затаив дыхание, ощупала украшения. Камешки драгоценные, оправа изящная – с узором замысловатым, а какая тоненькая!

      – Я носила их, когда была такой же, как ты, – мягко сказала дочери Настасья. – Наденешь завтра? Теперь они твои!

      Царевна стиснула её в объятиях – с искренней радостью, ещё совсем по-детски.

      – Спасибо, мамочка! А можно я прямо сейчас их надену?

      – Кто же спит в серёжках? – удивилась Настасья.

      – Ну, пожалуйста! – взмолилась девочка.

      Царица любила дочь так сильно, что не могла отказать ей в такой простой просьбе.

      – Конечно, моё солнышко!

      Даша надела серёжки. И хоть сама она не могла поглядеть, как смотрится на ней мамин подарок, но ей понравилось чувствовать холодок драгоценного металла и уютную тяжесть камней, что легонько оттягивали мочки.

      Настасья полюбовалась дочерью и нежно поцеловала её в макушку.

      Комнату осветила вспышка молнии, послышались раскаты грома. Настасья с тревогой бросила взгляд на окно и только крепче прижала к себе девочку.

* * *

      Ладья плыла по бушующему морю. Матросы убрали парус. Берендей был тут же, на палубе, он помогал матросам. Смотрящий на мачте заметил наконец вдали огоньки костров и махнул рукой.

      – Вижу, вижу огни! Справа по борту!

      Берендей с облегчением выдохнул и прошептал:

      – Молодец Фома, не подвёл. – А затем громко крикнул кормчему: – Правь на огни!

      Кормщик крутанул руль. Ладья чуть повернулась и взяла курс на сигнальные костры.

      Никто ничего не заподозрил, и только волшебнику Белозёру отчего-то стало не по себе. Снедала его смутная тревога, и старик не сводил тяжёлого