Фальшивый купон. Лев Толстой

входной двери фотографического магазина зазвонил колокольчик. Гимназисты вошли, оглядывая пустой магазин с полками, установленными принадлежностями, и с витринами на прилавках. Из задней двери вышла некрасивая с добрым лицом женщина и, став за прилавком, спросила, что нужно.

      – Рамочку хорошенькую, мадам.

      – На какую цену? – спросила дама, быстро и ловко перебирая руками в митенках, с опухшими сочленениями пальцев, рамки разных фасонов. – Эти на пятьдесят копеек, а эти подороже. А вот это очень миленький, новый фасон, рубль двадцать.

      – Ну, давайте эту. Да нельзя ли уступить? Возьмите рубль.

      – У нас не торгуются, – достойно сказала дама.

      – Ну, бог с вами, – сказал Махин, кладя на витрину купон.

      – Давайте рамочку и сдачу, да поскорее. Нам в театр не опоздать.

      – Еще успеете, – сказала дама и стала близорукими глазами рассматривать купон.

      – Мило будет в этой рамочке. А? – сказал Махин, обращаясь к Мите.

      – Нет ли у вас других денег? – сказала продавщица.

      – То-то и горе, что нету. Мне дал отец, надо же разменять.

      – Да неужели нет рубля двадцати?

      – Есть пятьдесят копеек. Да что же, вы боитесь, что мы вас обманываем фальшивыми деньгами?

      – Нет, я ничего.

      – Так давайте назад. Мы разменяем.

      – Так сколько вам?

      – Да, стало быть, одиннадцать с чем-то.

      Продавщица пощелкала на счетах, отперла конторку, достала десять рублей бумажкой и, пошевелив рукой в мелочи, собрала еще шесть двугривенных и два пятака.

      – Потрудитесь завернуть, – сказал Махин, неторопливо взяв деньги.

      – Сейчас.

      Продавщица завернула и завязала бечевкой.

      Митя перевел дыхание, только когда колокольчик входной двери зазвенел за ними, и они вышли на улицу.

      – Ну вот тебе десять рублей, а эти дай мне. Я тебе отдам.

      И Махин ушел в театр, а Митя пошел к Грушецкому и рассчитался с ним.

      IV

      Через час после ухода гимназистов хозяин магазина пришел домой и стал считать выручку.

      – Ах, дура косолапая! Вот дура-то, – закричал он на свою жену, увидав купон и тотчас же заметив подделку. – И зачем брать купоны.

      – Да ты сам, Женя, брал при мне, именно двенадцатирублевые, – сказала жена, сконфуженная, огорченная и готовая плакать. – Я и сама не знаю, как они меня обморочили, – говорила она, – гимназисты. Красивый молодой человек, казался такой комильфотный.

      – Комильфотная дура, – продолжал браниться муж, считая кассу. – Я беру купон, так знаю и вижу, что на нем написано. А ты, я чай, только рожу гимназистов рассматривала на старости лет.

      Этого не выдержала жена и сама рассердилась.

      – Настоящий мужчина! Только других осуждать, а сам проиграешь в карты пятьдесят четыре рубля – это ничего.

      – Я – другое дело.

      – Не хочу с тобой говорить, – сказала жена и ушла в свою комнату и стала вспоминать, как в ее семье не хотели выдавать ее замуж, считая мужа ее гораздо ниже по положению, и как она одна настояла на этом браке; вспомнила