Месть палача. Виктор Вальд

Семенис. А может вовсе и не верный… Но это потом.

      – Все собрались за кем я посылал?

      – Все, Ваше величайшее достоинство…

      – Да! Пусть так все ко мне и обращаются. Все. Все! Значит, собрались все… И что?

      Семенис, как обычно в мгновения затруднений, несколько раз тяжко вздохнул, и еще ниже опустив голову, тихо ответил:

      – Некоторые злятся, что их так рано заставили явиться во дворец к Вашему величайшему достоинству. Некоторые даже плюют на пол. А многие… Многие пересмеиваются в своих беседах…

      – Они насмехаются надо мной?

      – Да, Ваше величайшее достоинство, – со вздохом ответил верный помощник.

      А может и не верный вовсе. Это потом. Сейчас за работу.

      – Записывай Семенис, кто, в каком порядке должен входить, кто из помощников и писцов мне нужен, и что нам предстоит сделать за день. Особо помни – каждый с кем я побеседую пусть, выходит через боковую дверь, чтобы не мог переговорить с этими… Как ты говоришь – злятся, плюют и смеются? Еще бы! В такую рань поднять свои благородные и достойные задницы. И ради кого? Сына торговца ставшего эпархом Константинополя… Ставшего эпархом… Но это ли предел мечтаний…

      Последние слова Никифор вымолвил так тихо, что подавшийся на смелый шаг вперед верный Семенис (а может и не верный) так их и не услышал.

* * *

      Ох, и долгий день случился сегодня. Едва успел к заходу солнца эпарх столицы принять всех тех, кого вызвал короткими записками в свой дворец. Никто не посмел уклониться от приглашения. Хотя за некоторыми пришлось посылать еще одну записку. Удивительно, наверное, было созерцать домашним, например, магистра оффиция[40], или даже самого асекретиса[41], как с утра насмехавшиеся над новым эпархом Константинополя высшие чины империи, вдруг бледнели, после прочтения второй записки, и едва набросив на себя лучшие одежды, спешили отбыть к сыну простого торговца.

      Да и те, кто с легкой ухмылкой, вальяжно входили в комнату к Никифору, к концу тихой беседы обливались потом и согласные со всем, что требовал новый эпарх, кивали головой, не смея не то, что возразить, а даже слова сказать.

      Что там богатейшие купцы, владельцы кораблей, квартальные города и старейшины крупнейших корпораций Константинополя. В поклоне и в глубокой задумчивости спешили протиснуться в боковую дверь высшие мужи империи. Более того, всегда дерзко державшиеся перед всеми и всякими заносчивые димократы[42] и голубой и зеленой партии клятвенно обещали не только полнейшее содействие, но и полнейший порядок во время игр на ипподроме. А главное – после них. Так что…

      Можно было подвести первые итоги. Тем более что солнце уже опустилось на зубцы величайшей из когда-либо возведенной городской стены, и тем останавливало торговую и ремесленную жизнь Константинополя. А уж чиновничья, по крайней мере, официальная работа заканчивалась еще в полдень.

      Так что Никифор трудился двойной день, но трудился с такой пользой, что был уверен – день города пройдет как в добрые старые

40

Начальник дворца и дворцовых служб, руководил внешней политикой империи, ведал организацией посольских приемов, возглавлял придворную гвардию, руководил полицией, ведал личной охраной императора, охраной арсеналов Константинополя, контролировал оружейные мастерские, руководил четырьмя императорскими канцеляриями (скриниями), ведал государственной почтой.

41

Секретарь тайной канцелярии императора, лицо, принадлежавшее к высшему разряду императорских секретарей.

42

Или диемократы – стояли во главе так называемых цирковых (ипподромных) партий, представляя её военную часть.