Воспоминания. От крепостного права до большевиков. Николай Егорович Врангель

И шепнул: – Папенька сегодня опять не в духе.

      Пришла няня.

      – Няня, что случилось с Соней?

      – Молчи, молчи! – замахала няня руками.

      – У нее тиф?

      – Ты, Коленька, – шепотом сказала няня, – ради Бога, не болтай об этом. Ну, тиф! Не все ли тебе равно? Мы с тобой не доктора, а другие, смотри, коль узнают… Тебе же опять понапрасну достанется.

      Явился Калина. Няня начала шептаться с ним. Когда няня шепталась, было ужасно смешно – зубов у няни не было и шепот ее ничем не отличался от обыкновенной речи. Все было слышно.

      – Ну, что? – спросила она.

      – Померла дорогою, – вполголоса сказал Калина.

      Няня перекрестилась.

      – А ребенок?

      – Отвез в Воспитательный…

      Няня вздохнула.

      – На глазах, при взрослых дочерях! – И, сказав мне еще раз, чтобы я молчал, ушла.

      – Что случилось, Калина?

      Калина, по своему обыкновению, когда отвечать не хотел, начал балагурить.

      – Не дури, я видел, как Соню несли.

      – Ради Бога, молчите! – серьезно сказал Калина. – Ну померла, а только вы никому ни слова, что видели и знаете, а то и вам и мне беда. Слышите. Боже вас сохрани! И вида не подавайте!

      – Что это такое? Неужели?

      Весь день я ходил как шалый, ко всем присматривался. Но жизнь кругом шла обыденным порядком. На следующий день во время дежурства в гостиную вошел отец; за ним один из лакеев нес целый ворох покупок. Отец был весел и оживлен, он любил делать покупки и особенно – их показывать…

      – Ты опять баклуши бьешь, а не занимаешься? – обратился он ко мне.

      – Он тут по приказанию Веры, – сказала сестра.

      – А! Ну принеси ножницы.

      Я побежал в комнату сестры, но долго ножниц найти не мог. Когда я вернулся, отец был недоволен, что ему пришлось ждать.

      – Чего ты копаешься? И этого не можешь сделать, дурак!

      Я затрясся от негодования. Чем я виноват? Вчерашнее я забыть не мог и отца ненавидел.

      Дальше отец сам начинает развязывать покупки.

      – Все это для тебя, – говорит он сестре, – все выписано из Лондона и Парижа. Смотри! – И он показывает одну вещь за другой. Вещи действительно были восхитительные.

      Сестра была в восторге, целовала отцу руки. Жених похваливал. Отец был доволен и сам веселился от души. Я никогда его таким веселым не видел. «Как он может быть таким после того, что случилось?», – подумал я, и волна негодования все сильнее и сильнее подымалась во мне.

      Кто-то положил руку на мое плечо. Я вздрогнул. Это был отец.

      – И ты засмотрелся? А что, хороши? И тебе нравятся?

      – Нет!

      Отец было вспыхнул, но удержался. Он с удивлением оглянул меня, презрительно усмехнулся и снова подошел к сестре.

      – Налюбовалась?

      Сестра опять поцеловала его руку.

      – Устроили мы тут с тобою беспорядок. Нужно все это убрать! Ты! – он обратился ко мне. – Позови горничную, пусть все это унесет.

      Я