Русское танго. Василий Колин

тоже шёпотом ответил я, – там нервы к коже пришиты, ну и ты типа поаккуратней, а то может в глазах так потемнеть, что ноги сами вензелями пойдут.

      – Где тебя угораздило? – в её шёпоте появились плаксивые нотки жалости, чего я не выношу в принципе.

      – В аду, – буркнул я и отвернулся к стене.

      С почти материнской ласковостью её тёплые и влажные губы начали искать на уродливом шраме особо чувствительные места и осторожно прикасаться к ним, гася мою глухую раздражительность. Я положил ей на голову левую руку и стал гладить по шёлковым волосам, чувствуя, как раненое место становится мокрым от её слёз, которые она слизывала своим горячим языком.

      Плечи девушки вздрагивали.

      Ксения беззвучно плакала.

9

      Разбудил нас яркий свет лампочки – на середине комнаты стояла заспанная Инга, небрежно обёрнутая измятой гостиничной простынёй.

      – А чё вчера было-то? – зевнула она, нисколько не стесняясь.

      – Тридцатое число, – сказал я, бесцеремонно разглядывая её красивое молодое тело.

      – Иди, оденься, – стала прогонять Ингу Ксения, – и вообще, что за дела: тут, может, интим в разгаре, а ты заплываешь, как к себе домой.

      Будто не слыша Ксению, Инга обратилась ко мне:

      – Тридцатое я как бы и без тебя знаю, а здеся вот, – она ткнула указательным пальцем в пол, – из-за чего как бы сушняк душит, чё было-то?

      – То же самое, – невозмутимо ответил я, – тридцатник.

      – Сам ты тридцатник, – решила девушка, – попить чё-нить дайте.

      Она подошла к тумбочке, но там уже всё было выпито до неё. Безрезультатно подёргав за пустой мутный стакан, который присох к поверхности, Инга села на край кровати. Простыня сползла с матовых плеч, оголив изящную спину до самой попы, светлые волосы сбились на сторону, и тонкая шея трогательно просвечивала сквозь них. Ксения, положив голову на мою грудь, провела наманикюренным ноготком вдоль грациозно изогнутого стройного стана подруги и спросила томно:

      – А где твой кулончик с цепочкой?

      Инга обернулась и растопыренной ладонью залезла в спутанную причёску:

      – Я как бы плохо помню, может, когда друг придёт, у него спросим?

      Я приподнялся на подушке и взял её за руку:

      – А куда он ушёл?

      – Я чё, Пушкин? – она глянула на меня как на дурачка. – Друг-то твой.

      – Да мы его случайно подобрали, – Ксения привстала, до половины сбросив одеяло, – возле банкомата.

      – У кафешки, – уточнил я, – когда похмелялись. На всякий случай кошелёк проверь.

      Инга удалилась в гостиную, волоча по полу окончательно свалившуюся простыню, и тут же вернулась с небольшим ридикюльчиком в руках.

      – Такой же голый вассер! – она капризно бросила сумочку к своим ногам и неумело пихнула её под кровать маленькой ступнёй. – Вот урод, не оставил даже на троллейбус!

      – Хорошая примета под Новый год, – язвительно заметил я и, достав из тумбочки пухлый бумажник, вынул из него пару сотен, – держи на проезд.

      – Сама