Когда не горят костры. Джезебел Морган

болят пальцы, а пули только выбили фонтанчики земли, раскидали листья.

      Ведьма успела увидеть, что промазала, что пули даже не коснулись зверя, всего на секунду не успев за ним.

      Пронзительный детский визг хлестнул по ушам, и, даже не успев обернуться, она поняла – вот, теперь точно опоздала.

      Ненависть разрывала девочку, драла её на лоскуты, трепала, как куклу. Всю силу, всю боль, которой Ася питала её, вскармливала день за днём, ненависть обращала против своей хозяйки, возвращала сторицей, не жалея.

      Ведь каждый час, каждый миг, когда девочка ненавидела других – она ненавидела себя.

      Ненавидела отчима – и ненавидела себя за страх и слабость перед ним.

      Ненавидела Андрюшу – и ненавидела себя за зависть.

      И теперь вкусила своей же ненависти сполна.

      Какая разница, какого волка ты кормишь, если ты кормишь его собой.

      Ведьма зажмурилась. Не осталось магии, чтоб направить и подсказать. Не осталось никого, на кого можно было бы переложить страшное решение. Тяжело обрести волю после того, как смирился с ролью щепки в горном потоке.

      Хотелось заткнуть уши и уйти.

      Девочка кричала, как она кричала, но даже сквозь её вопли ведьма различала хриплое дыхание зверя и влажный звук разрываемой плоти.

      Ведьма выдохнула, обернулась, заставив себя взглянуть на Асю. Сжала зубы, прицелилась. На сомнения времени больше не оставалось.

      Зверь почуял что-то, оторвался от развороченного нутра Аси, оскалился.

      Прыгнул.

      Она не промазала. В этот раз она не промазала.

      Зверь обрушился на неё – тьмой, смрадом, жаром. От эха чужих чувств пережало горло, а в глаза словно раскалённого песка бросили. Ведьма стояла, пошатываясь, рука с пистолетом безвольной плетью повисла вдоль тела, словно оружие гирей тянуло её вниз. Она хотела отвернуться и уйти, но не могла перестать смотреть на Асю.

      На то, что всего несколько минут назад было Асей, живой измученной девочкой Асей.

      Всё ещё было – до выстрела.

* * *

      К утру Старший впал в забытьё, и тащить его стало совершенно невозможно. Младший остановился, сел на землю, переводя дыхание. Рация на поясе трещала, не переставая, теперь остальные егеря искали ещё и ведьму, не иначе как сдуру сунувшуюся в лес и сгинувшую без следа. Он, конечно, и на этот приказ плюнул – всё, наохотились, теперь бы напарника вытащить.

      Старший дышал ровно. Повязка, хоть и кривая, остановила кровотечение, можно было не спешить.

      Младший привалился спиной к сосне, прищурившись, следил, как медленно светлеет небо, как тени и кошмары уползают и прячутся до следующей ночи.

      Он видел ведьму – час или два назад, когда вместо голосов рация выплёвывала только сухой треск. Видел, как она шла сквозь лес, словно сквозь марево, и глаза у неё выцвели до такой степени, что сначала ему показалось – их и вовсе нет. Она тоже их заметила. Кивнула, как старым друзьям.

      – Охота закончилась, –