Последний корифей. Маир Н. Караев

да, хороший перевод. Русский вариант тоже был хорош; на обоих языках он прочел на одном дыхании, выпил залпом произведение, от искренности которого на глаза наворачивались слезы.

      Глубоко вздохнув, он подумал, что все, все, все в те годы было лучше – и книги, и писатели, и переводчики.

      Тогда все было иначе, все было хорошо, к тому же очень хорошо – было чистым и прозрачным, как вода!

      Теперь и город, и улица, и книга и даже вода стали седьмой водой на киселе, весь вкус пропал. Вот была бы возможность напоить этой водой тех, кто ее во все подливает; заставить режиссеров смотреть до полного изнеможения их бездарные передачи; принудить писателей, издающих по дюжине книг в год, в наказание читать свою же писанину от корки до корки.

      Нет, нынешнее время нельзя сравнивать с минувшим; эти годы, которые он приговорен был прожить, и терпел как пожизненное наказание, были совсем непохожи на минувшие.

      Те годы, которые простирались на том конце жизни как зеленый остров посреди моря разлуки, были иными, совершенно иными!

      И воздух тех лет был другим, и запахи, и вкусы; даже мороженое было совсем другим.

      Но почему, почему, почему?! – ответа на это у него не было, точнее, он знал только то, что тогда все было гораздо лучше, вот и все дела!

      Если честно, каждый месяц, каждый день тех лет был наполнен матерью, и он тосковал по ней, которая жила в его воспоминаниях и подобно матери Назыма Хикмета, говорила по-французски.

      Да, каждая заря начиналась с матерью, каждый закат угасал с матерью, и ей-богу, все те дни, проведенные с матерью, были хорошими – все, все!

      – Дни прошедшие верните мне…

      Господи, как пламенно и страстно звал те минувшие дни Акиф Исламзаде, чей божественный голос тоже остался в прошлом!

      – Дни прошедшие верните мне, я отдам грядущие без сожаления…

      Отдал бы, конечно, отдал бы! А что бедному еще оставалось?!

      Божественный голос, который был смыслом его жизни, вместе с достойной Нобелевской премии исполнением песни «Сары гялин»,[1]остался в днях минувших, на зеленом острове посреди моря разлуки, а сам он на сером берегу жизни, которую сносил как наказание! И теперь был осужден жить между двумя мирами – прямо как тот бедняга в известном фильме «Привидение»! – в виде тела без души и души без тела…

      Что греха таить, кажется, и сам он находился не в лучшем состоянии, разница только в том, что в отличие от любимого певца, его «почему» было связано не с голосом, а с матерью!

      На далеком зеленом острове давно минувших лет остался не голос, а мать, и именно ее он искал в прошедших днях; именно ее он пламенно и страстно звал – мать, по которой он страшно тосковал, а в эту ночь сильнее, чем когда-либо!

      Увы, те дни, та пора жизни, когда рядом была мать, когда все было иначе, и воздух, и запахи, и вкусы, и даже мороженое уже не вернуть.

      – Тополек мой в красной косыночке! Калина моя красная! Увидеть бы на миг твой прекрасный лик… Увидеть бы на миг… твой прекрасный лик… Увидеть бы на миг… увидеть бы на миг…

1

«Сары гялин» («Невеста в желтом») – народная песня, в исполнении знаменитого азербайджанского певца Акифа Исламзаде, у которого в разгаре славы по неизвестным причинам пропал голос