Тело. Сергей Баунт

Он был готов отдать её только за душу дочки. Только если бы она снова стала собой. Но лукавый обманул. Ушел и ничего не сделал. Так, что ничего не будет. Это он решил твердо. И он уже даже придумал, как уйдет. Сделает так, чтобы даже после смерти дьявол не смог попользоваться его телом.

      – Доча, а ты помнишь, как мы жили до этого, ты я и мама?

      – Да, помню.

      – Тебе было лучше, чем сейчас?

      – Не знаю. Было по-другому.

      Он сидел, смотрел на свою кровиночку, ставшую вмиг чужой, и понемногу приходил в себя. Приступ самого жестокого отчаяния миновал, и деятельная натура охотника брала свое. Раз уж нельзя ничего вернуть назад, надо в настоящем сделать так, чтобы хоть немного облегчить участь односельчан. Ведь это по его вине они угодили во все это. Что ж, тогда надо хотя бы немного понимать, что здесь происходит. Ведь все истории о подобном – о дьяволе и загубленных душах, звучали совсем не так. Там было все и страшнее и проще. Он снова взглянул на дочку. «Расскажет она мне, что-нибудь или нет?»

      – Почему нужен именно я? Чем я отличаюсь от других?

      Но по этому вопросу ничего не прояснилось.

      – Я не знаю, – безмятежно ответила Аня.

      Ну, что же, он ожидал этого. Но и ладно, какая разница почему? Больше о себе спрашивать он не будет. Его и так бог выделил, он до сих пор своей волей владеет. И может делать что-то сам, без приказа дьявола.

      – Садись, Аня. Или теперь тебя зовут по-другому?

      – Аня.

      Девочка послушно уселась на второй табурет. Печь уже прогорала, а из заткнутого подушкой окна, ощутимо несло холодом. Порфирий встал, собрал оставшиеся у печи поленья и забросил в топку. Лиственные сухие дрова, попав на россыпь углей сразу затрещали. Тепло из печи, навело его на мысль.

      – А вы замерзнуть можете? Ну, в смысле ты? Ты можешь замерзнуть?

      – Да. Тело может замерзнуть.

      Охотник сморщился. То, как сейчас Аня говорила, совсем отличалось от её быстрого веселого говорка раньше. И слова совсем другие. «Тело может замерзнуть. Кто так говорит? Только какой-нибудь ученый человек в Петербурге. Ясно, что говорит не она. Ну и ладно, главное не скрыла правду».

      – А те, – он замялся, подыскивая нужное слово, потом решил, что нечего смягчать, перед ней совсем не ребенок. – Те, которых я убил, мертвецы, они могут замерзнуть?

      – Да. В тех телах процесс жизнедеятельности нарушен. Они скоро совсем замерзнут.

      «Процесс жизнедеятельности! Такие слова, наверное, даже наш командир полка не знал. А он-то точно ученый был».

      Они отошли совсем недалеко, когда Аня уперлась. Тогда Порфирий еще не понял, что это прозвучал последний удар колокола – прощальный набат по его планам, да и по всей жизни. Дочка очень не хотела уходить из деревни. Она плакала, даже впадала в истерику. Однако они никак не могли объяснить, почему они так боятся. Ни девочка, ни тот, кто в нее вселился. Порфирий всего за пару часов начал разбираться, когда дочка становилась собой, а когда она полностью переходила под власть демона. Конечно, даже в тот момент, когда Аня разговаривала и мыслила, как ребенок, в ней все равно чувствовалось нечто чуждое. Но