Клинок трех царств. Елизавета Дворецкая

что Хельмо – человек еще не старый и, статочно, неженатый. А Витислава и впрямь может иного наповал одним взглядом сразить.

      – Я сказал неуместно, – встревожился Хельмо, видя его задумчивое лицо, – ты, может, сам имеешь любовь к этой деве?

      – Я ей второй вуйный брат, – пояснил Торлейв.

      – Второй… что?

      – Ее дед Торлейв был братом моего деда Вальгарда. У нас в таком родстве не дозволено жениться. Но ты, амикус меус, эти мысли лучше выбрось из головы, и подальше. На свадьбу еще попадешь, Вуефаст, поди, весь Киев за столы усадит.

      – Но она любит… тот человек?

      Никакой любви к Унегостю Торлейв в Витляне не замечал, но что за важность? Для ожидаемой свадьбы это ничего не меняло.

      – Этот брак для их двух семей важен. Вуефаст – первый воевода у князя, Мистина – у княгини. Чтобы был у нас в Киеве мир, им нужно дружно жить и все раздоры и споры улаживать по-родственному. Для того дело и задумали.

      Само собой, эта свадьба не заставит Игморову братию полюбить его и прочих ближиков Эльги и Мистины. Но двое старших воевод постараются, чтобы раздоры двух княжьих дворов выливались лишь в кулачные бои отроков, в ком кровь играет по молодости. Сейчас, когда двор Эльги составляют христиане и сторонники мира с греками и немцами, а двор Святослава – приверженцы старых богов, жаждущие пощупать концом меча подбрюшье богатых соседей и еще кого-нибудь обложить данью, когда из одной гридницы недобрыми очами косятся на доходы другой, и везде подрастают молодцы, не успевшие в походы на хазар и греков, что прославили отцов и дедов… В такую пору его, Торлейва, желвак на скуле, подбитый глаз Унегостя и даже выбитый зуб Добровоя – детская возня.

      Думая об этом, Торлейв почти забыл о едущем рядом Хельмо, да и спутники их уже спешивались возле Ратных домов.

      – Я есть… иметь… увидеть ее завтра? – тихо спросил Хельмо, пока их еще никто не слышал.

      – Нет, – прямо ответил Торлейв. – И меня тоже. К Святославу мы на пиры не ходим.

      Хельмо лишь вздохнул в ответ.

      Чтобы попрощаться с немцами, Торлейв сошел с седла; стоя возле коня, смотрел, как они скрываются за дверью большого дома – бывало, там стояли сотни две варягов. Потом обернулся. Радольв уже сел в седло и тронулся восвояси, помахав на прощание. Торлейв оглядел обращенные к нему три лица, все три – смуглые от природы или от загара, все три – горбоносые, только у двоих – тоже от природы, у одного – от неоднократного перелома. Илисар, как обычно, смотрел немного исподлобья, Патрокл-Орлец – надменно, а Агнер – с выражением полной готовности к новым приключениям. Невзирая на почтенный возраст, шрамы и пустую правую глазницу, запаса этой готовности у него хватило бы на всех троих.

      Садясь в седло, Торлейв улыбался: вот ведь угораздило человека! Но завтра Витляны не будет у Святослава и Хельмо ее не увидит. А он сам не увидит Правены, хотя она-то в гриднице непременно покажется. Правена в девичьей дружине княгини Прияславы – то же самое, что ее отец был у Ингвара. Мысль о Правене навевала и невольную нежность, и грусть. Всплыл в голове разговор