Барабанные палочки (сборник). Алла Боссарт

Андрюха изваял множество балерин с искаженными пропорциями, динамичных детей, Дон Кихота на привале, а также маленького Георгия Победоносца, каковой, будучи сам вверх тормашками, поражает спиралевидного змея.

      А дальше было так. Зенон, к счастью, где-то бродил и не мешал Андрюхе заканчивать в гипсе заказ одной серьезной конторы – бронзовая женщина с телом Зины, без головы, но с крыльями. Эту богиню победы Нику фирма хотела водрузить прямо в вестибюле, в человеческий рост, чтоб, значит, знали, говно, кому кланяться. Безмозглая гипсовая Ника была, собственно говоря, готова, и в ожидании отливщиков Андрюха расслабился, как Дон Кихот на привале, выпил припасенные именно для этого случая остатки дареного виски и лег всхрапнуть на продавленную кушетку среди тряпья – запрокинув скорбное лицо распятого Христа и в той же позе, но в горизонтальной плоскости, среди пустых бутылок, с непогашенной сигаретой в пальцах свисающей до полу могучей руки. Ну и само собой – сигарета падает на стопку старых газет, занимается бумажный абажур стоящей на полу лампы, огонь разгорается, перекидываясь на бумажные макеты и деревянные полки с сотнями гипсовых заготовок и мелких работ в бронзе и других сплавах.

      – Ничто так не завораживает, как огонь, вода и чужой труд. В этом смысле пожар – идеальное зрелище, – шутил впоследствии Андрюха, выпрыгнувший с горящей задницей из окна, слава богу, первого этажа. Пожар был знатный, чудом локализовали. Но сам Андрюха в одночасье лишился всего.

      По Калужскому шоссе сразу за МКАДом доволакивала свой крест какая-то его столетняя тетка, единственным родственником которой он неожиданно явился. Так большой художник Андрей Филин стал домовладельцем, и этуаль Зинаида Карасева отныне забредала к нему на правах исключительно сердечного друга, поскольку Андрюха увлекся вдруг анимализмом, стал резать по дереву никому не нужных птичек, мелких млекопитающих и гад морских. Растерял клиентуру и впал, можно сказать, в ничтожество.

      Этуаль забредала сама и приводила своих товарищей по несчастью свободы. Всей этой кодле Андрюха оставлял на лето в пользование свой так называемый дом, а сам отправлялся, куда глаза глядят, наиболее дешевым путем – в проводницком купе общего вагона, за обогрев не слишком молодой и одинокой бабы с золотыми зубами, поскольку проводницы общих вагонов похожи одна на другую как родные сестры, и замуж их никто не берет в силу кочевой жизни, и хозяйничать они не умеют, а потому в вагонах у них грязь и бардак, и что бы им не пустить к себе не старого еще парня с хорошим лицом, сильными волосатыми руками и веселым разговором, не пожалеть в ответ на его душевную жалость, не ослабить хоть на одну краткую летнюю ночь узду, уже изорвавшую губы в кровь…

      Ехал Андрей то на юг, то на север, то на запад, а то и на Дальний Восток, в глухомань, где нанимался на какие-нибудь полевые работы, или плотничал, или шабашил рабочим в геологической партии, или браконьерствовал. За лето он наколачивал не так уж мало денег.