Книга украденных снов. Дэвид Фарр

вы знаете?

      – Потому что он услышит, как бьется твое сердце.

      На миг их глаза встретились. Рейчел ощутила в сердце проблеск надежды.

      И тут человечек хлопнул ее по спине:

      – Как насчет чашечки отвратительного какао?

      2. Йозеф Центурион

      Они подошли к жалкому буфету в противоположном углу палубы «Пегаса». Женщина с длинными серьгами налила жидковатый темный напиток в пластиковые чашки. Человечек заплатил за двоих и протянул Рейчел ее чашку.

      – Боюсь, оно на вкус как дохлая моль, – прошептал он и оказался прав. Но питье было теплым, спасибо хотя бы на этом.

      Они сидели на огромной нижней палубе воздушного корабля. Человечек закутал девочку в одеяло. Оно действительно пахло салатной заправкой, с намеком на маринованные огурчики. Руки девочки сжимали теплую чашку, как друга. Полет над океаном до Порт-Клемента был очень долгим. Ей не хотелось оставаться одной. Да, этот маленький человек был странным, одет как нищий клоун, от него пахло чем-то неприятным – то ли уксусом, то ли землей. Но у него была такая добрая улыбка. И еще ей хотелось узнать, почему у него такая странная шляпа.

      Пока что Рейчел не открыла ему ни свое настоящее имя, ни свой секрет – настоящую причину, почему она летит в Порт-Клемент на поиски брата Роберта. «Дом иллюстраций Мейера». Листок бумаги, спрятанный в левом носке. Это была тайна, которую она не расскажет незнакомцу, каким бы добрым тот ни был. Потому что это вопрос жизни и смерти.

      – Как вас зовут? – спросила она.

      Мужчина улыбнулся.

      – Наконец-то поинтересовалась! Я тут выжимаю из тебя информацию, как из лимона, но ничего не рассказал о себе. Меня зовут Йозеф Центурион. Произносится не «Джозеф», а «Йозеф», как в слове «йогурт». А фамилию «Центурион» надо произносить тихо, чтобы никто – например, сборщик налогов или продавец шампуней – не подслушал. Никогда нельзя что-либо рассказывать продавцу шампуней.

      Рейчел рассмеялась – впервые за несколько лет.

      – Я вырос на востоке страны, – продолжил Центурион. – Ах, мое детство. Оно было чудесно! Сплошные картофельные поля и народная музыка. Позволь мне рассказать тебе о Лотте – о настоящем ангеле, о своей сестре, которую я любил всем сердцем. Ты мне ее напоминаешь во множестве отношений, хотя вы совсем разные.

      И Йозеф Центурион принялся болтать о своем детстве, о замечательной сестричке Лотте с голубыми глазами и родинкой на левой щеке, о доброй мамочке и веселом отце.

      – Первое, что я помню в жизни, – это рыжий сельский доктор, который плачет, глядя на меня. Наверное, то была его реакция на мою чрезвычайно уродливую физиономию.

      Он все болтал, смеялся и подмигивал, и Рейчел начала ощущать себя в безопасности. Быть может, она разрешит себе немного поспать. Она так долго не спала, а в Порт-Клементе ей понадобятся все силы на поиски Роберта. Рейчел почувствовала, как слабеют ее пальцы, а потом из-под тяжелеющих век увидела, как Йозеф берет у нее какао, чтобы она не облилась им, и аккуратно ставит чашку на палубу.

      – Мой