Запутанная игра. Ева Эшвуд

надеваю ее. У меня татуировки повсюду, но одна на левой руке, прямо над бицепсом, самая важная.

      Имя нашей мамы – Диана – и дата ее смерти.

      Это первое, что я сделал, выйдя из тюрьмы, и всякий раз, когда я смотрю на тату, думаю о ней. Иногда, когда я вспоминаю, кем она была и как сильно заботилась обо всех нас, это немного меня успокаивает.

      А порой выводит из себя.

      Это один из тех случаев, когда мою грудь переполняет мрачная ярость. Она умерла, пока я был взаперти, меня не было рядом, чтобы защитить ее. Может, именно поэтому я, как только оказался на свободе, так старался найти урода, который это сделал. Так я мог бы как-то загладить свою вину перед ней, пусть это ее и не вернет.

      На каком-то уровне я всегда винил себя в ее смерти, всегда задавался вопросом, могло ли все сложиться по-другому, если бы я был на свободе. Если бы я мог уберечь ее.

      Я делаю глубокий вдох, который причиняет боль, будто в горле застряло стекло. Сейчас нет смысла гадать о том, «что, если». Сегодня мы отомстим человеку, который убил ее, и, возможно, ее душе станет легче, когда он сдохнет.

      Я вытягиваю шею, а затем открываю другой ящик комода. В нем лежит оружие и другое снаряжение. Пистолеты, несколько ножей, кастеты, все, что может понадобиться для выполнения работы. Я хватаю пистолет и засовываю его за пояс, после чего направляюсь в комнату Виктора.

      Все наши спальни наверху, комната Вика дальше по коридору от моей. Склад, в котором мы живем, внизу разделен на две отдельные зоны. Есть кухня и гостиная – часть нашего жилого пространства, а также мастерская, где мы выполняем работу.

      Девчонка, которую я привел, едва мы вошли, тут же задрала нос, назвав это место грязным и засаленным, но я проигнорировал ее, потому что мне плевать. Кого это вообще волнует? Это мой дом. Склад дает нам место для ночлега и ведения бизнеса, то есть все, что нужно.

      Комната Вика больше похожа на кабинет, чем на спальню. В углу стоит кровать, а у стены – шкаф, вот и все его личные вещи. Остальную часть комнаты занимает большой Г-образный стол, вмещающий все его компьютеры и экраны.

      Когда я вхожу в комнату, раздается громкий стук клавиш по клавиатуре. Вик и Рэнсом сгрудились перед одним из компьютеров, не отрывая глаз от экрана.

      – Мы можем зайти отсюда, – говорит Вик, указывая на экран. Он даже не поднимает глаз, когда я вхожу, но я знаю, что сейчас он обращается ко мне. – Я вырубил камеры здесь и здесь. – Он снова тычет пальцем. – И пока мы будем придерживаться этого пути, нас не поймают.

      – Сколько у нас будет времени? – спрашивает Рэнсом Виктора. – Как долго будут отключены камеры?

      – Достаточно долго, – отвечает Вик. – Можно не спешить, но ждать всю ночь не стоит.

      Пока я слушаю их разговор, в груди поднимается жажда насилия.

      – Будем наслаждаться каждой секундой, – бормочу я, сжимая руки в кулаки. – Так или иначе, он будет страдать.

      Я слышу мрачность в собственном голосе, она отражается и во взгляде, которым одаривает меня Рэнсом. Лицо Вика менее выразительно, но я знаю, что в его груди пылает та же ярость.

      Мы