Запутанная игра. Ева Эшвуд

от них, меняю фокус и погружаюсь в изображения на экранах. Братья продолжают спорить, но для меня они – как белый шум, жужжащий на заднем плане. Если бы я не мог оставаться сосредоточенным, пока Мэлис и Рэнсом собачатся, то никогда бы ничего не добился.

      Учитывая, насколько разные у них характеры, на самом деле они не так уж часто сталкиваются лбами, однако в том, что они ссорятся, нет ничего нового. У Рэнсома более легкий характер, нежели у меня, но он может быть упрямым, когда чего-то захочет, а Мэлис порой совершенно бешеный, поэтому ссоры и случаются. Из нас троих именно они двое чаще всего не сходятся во мнениях. Мэлис и я – близнецы, и, возможно, между нами существует нечто вроде… связи. Глубокой связи, которая позволяет нам понимать друг друга, даже когда мы не согласны в чем-то.

      К тому же Рэнсом моложе нас на пару лет, и мы с Мэлисом оба знаем, что он не был так обижен жизнью, как мы. Между нами есть общее понимание – мы хотим, чтобы так и оставалось, поэтому присматриваем за младшеньким, чтобы он не стал слишком похожим на нас.

      Хотя это означает еще больше разногласий.

      Это одна из причин, по которой Рэнсом был так решительно настроен отпустить ту девушку. Хладнокровное убийство бедняжки сразу после того, как стало известно, что именно по той же причине Николай убил нашу мать, надолго бы подорвало эмоциональное состояние Рэнсома.

      Мэлис защищал нашего брата так же сильно, как и ту девчонку, когда отпустил ее, хотя делать это было определенно рискованно. Надеюсь, ей хватит мозгов послушаться предупреждения Мэлиса, и она станет держать рот на замке. В противном случае Мэл разберется с ней, и уже будет наплевать, что Рэн чувствует по этому поводу.

      Пальцы продолжают бегать по клавишам, и я, наконец, просматриваю достаточное количество отснятого материала, чтобы ни от кого из нас не осталось и следа. Я удовлетворенно киваю, и мне кажется, будто зуд усиливается, когда я осознаю, что работа выполнена, и выполнена идеально. Не осталось никаких следов, которые можно было бы отыскать.

      Я разворачиваюсь на стуле, обрывая братьев на полуслове.

      – Все. Как будто нас там никогда и не было.

      Мэлис кивает, все еще выглядя взволнованным. Его руки скрещены на груди, а челюсть сжата.

      – Отлично. Значит, никаких цифровых доказательств того, что мы были в борделе, больше нет, – говорит он, бросая взгляд на Рэнсома. – Но все равно остался свидетель. Она может пойти в полицию.

      – Зачем ей говорить с копами? – Рэнсом качает головой. – Она была в борделе, и какой-то русский бандит чуть не изнасиловал ее. Я почти уверен, что закон – не ее лучший друг.

      – Это маловероятно, – говорю я, прерывая Мэлиса. – Но возможно. То, что мы сделали, является более серьезным преступлением, чем проституция, поэтому она может сообщить об этом и заключить сделку о неприкосновенности.

      Мэлис проводит рукой по челюсти.

      – Или она может продать нас любому, кто захочет отомстить за Николая.

      Рэнсом морщится, в его глазах мелькает беспокойство.

      – Да, но мы даже не знаем