Любовь под маской. Книга 2. Екатерина Севастьянова

в ослепительно-белый цвет…

      – О, святой, – я снова растерла стекло.

      Как же я любила это время года. Всегда любила смотреть, как выпадает первый снег в надежде ощутить его на своей коже, или просто выйти на улицу и вдохнуть тот воздух, ту атмосферу, которую невозможно представить. Но я только смотрела… всегда смотрела, но никогда не могла прикоснуться к желаемому. Наверное, именно поэтому зима стала для меня чем-то запретным, чем-то недосягаемым и очень притягательным. Даже в детстве я тайком выбиралась из трактира, недалеко конечно, всего лишь на задний двор, садилась на землю и лепила снежки. Правда, когда Том это заметил, он перестал выпускать меня на улицу, а иногда и вовсе запирал в кладовке от греха подальше. Раньше я жутко на него обижалась, но потом начала понимать, что так он пытался меня защитить. Своими методами – бескомпромиссными и не всегда оправданными.

      Каждый год с первыми морозами в наше поселение съезжались новые постояльцы или купцы, не желающие столкнуться с метелью на большаке, ну или просто те, кто хотел на время осесть и переждать холода. Итак, год за годом – слишком много незнакомых лиц. И если все местные уже привыкли жить рядом с прокаженной девочкой, которую выбрал проводник смерти, то от чужаков никогда не знаешь, чего ожидать. Одной зимой нам под дверь подбросили мертвых курей, другой – пытались спалить трактир, а иногда толпа подвыпивших мужиков с вилами и топорами заваливалась прямо к Тому с требованием выдать им проклятого ребенка. В общем, выход на улицу для меня был закрыт, по крайней мере, зимой точно. Летом можно было не опасаться за свою жизнь – постояльцев хоть и много, но все они проезжие, и большинству просто плевать на какую-то там сказку про черных всадников, а вот зимой… зимой другое дело. Все, что я могла, так это смотреть в окно, которое Том из жалости выбил для меня в кладовке.

      – А можно мне на улицу? – поворачиваясь к Райфу, чисто из вежливости спросила я, совершенно не сомневаясь в его согласии – я же не пленница, в конце концов, и уже даже направилась в сторону выхода, как была остановлена резким и твердым:

      – Нет! Нельзя.

      И так непривычно было слышать ледяные нотки в голосе Райфа, что я тут же затормозила в дверном проеме и растерянно посмотрела на него.

      – Почему нет? – с легкой опаской уточнила я, заметив, как Эспен свернул карту и вальяжно развалился в кресле.

      – Приказ Лоренса, – так же твердо ответил проводник, не сводя с меня пристального взгляда.

      На секунду в голову закрались сомнения, что попытайся я выйти на улицу, Райф непременно меня свяжет, засунет в глотку кляп и будет дожидаться приезда Лоренса. По крайней мере – настрой у него точно был такой.

      А вообще, что это за приказ – не выпускать меня на улицу? И где сам Лоренс? Ночью он не приходил, значит, его со вчерашнего вечера нет?

      – А где Лоренс? – нахмурилась я, с нехорошим предчувствием рассматривая помрачневшие лица проводников смерти. – Он куда-то уехал? Скоро вернется?

      Я замерла, ожидая услышать хоть что-нибудь в ответ… хоть что-то, но ответа не