Дневник незначительного лица. Джордж Гроссмит

который нас довез до Кингс-кросс, а потом пересели в другой и доехали до таверны «Ангел». Мистер Джеймс всякий раз платил за всех, и слушать не хотел возражений, ссылаясь на то, что я ведь заплатил за театральные билеты и этого вполне довольно.

      Мы прибыли к театру, куда как ни странно направлялись, по-видимому, все ехавшие в автобусе, кроме одной старухи с корзиной. Я иду вперед и предъявляю билеты. Билетер их осматривает, кричит:

      – Мистер Уиллоули! Что вы на это скажете? – и сует ему мои билеты. Этот господин вертит их в руках и спрашивает:

      – Кто вам это дал?

      Я отвечаю, с некоторым раздражением:

      – Мистер Мертон, разумеется.

      Он спрашивает:

      – Мертон? Кто таков?

      Я отвечаю, не без вызова:

      – Вам следовало бы знать, это имя известно во всех театрах Лондона.

      Он мне на это:

      – Да? Скажите! Но не в нашем. Билеты эти, во‐первых, без всякой даты, и отпечатаны в конторе Свина, давно переменившей владельца.

      Я имел с этим джентльменом пренеприятнейшее объяснение, покуда Джеймс, поднявшийся наверх с дамами, не крикнул мне:

      – Ну идем же!

      Я поднялся вслед за ними, и весьма учтивый служитель шепнул:

      – Сюда пожалуйте, четвертая ложа.

      Я спросил у Джеймса:

      – Боже мой, но как вам это удалось?

      И к ужасу моему он ответил:

      – Очень просто, я купил билеты.

      Это было так унизительно, я почти не в силах был следить за ходом пьесы, однако же мне было суждено унижение еще более горькое. Я наклонился над краем ложи, и мой галстук – черная бабочка, прикрепленная к запонке с помощью новейшего патентованного средства, – порхнула вниз, в партер. Какой-то пентюх, не глядя, куда идет, притопнул мою бабочку и долго так стоял, покуда ее не обнаружил. И тут он ее пнул ногой и с презрением – ногой, ногой – затолкал под ближайшее кресло. Из-за этих неприятностей с бабочкой и с билетами я себя чувствовал решительно не в своей тарелке. Мистер Джеймс из Саттона был весьма любезен. Он сказал:

      – Не беспокойтесь, никто ничего не заметит – при вашей-то бороде. Только ради этого, на мой взгляд, и стоит отпускать бороду.

      Замечание, надо признать, не совсем уместное, поскольку Кэрри очень гордится моей бородой.

      Дабы утаить отсутствие бабочки, принужден был весь остаток вечера прижимать подбородок к груди, вследствие чего у меня разболелась шея.

24 АПРЕЛЯ

      Всю ночь глаз не сомкнул, все думал о том, как мистер и миссис Джеймс приехали вчера из глуши, чтобы сходить в театр, и ему пришлось платить за отдельную ложу, ибо наши билеты оказались недействительны; да и пьеса была дрянь. Я написал сатирическое письмо Мертону, этому виноторговцу, который нам выдал контрамарки. Я между прочим написал: «Учитывая, что наши места стоили нам денег, нам стоило усилий оценить представление». По-моему, такая строчка бьет не в бровь, а в глаз, и я спросил у Кэрри, где в слове искусство две «с», в конце или в начале, и она сказала: «В начале». Потом уже, когда отослал письмо, я посмотрел