Окна. Коллектив авторов

одеяльный даже перестал мучить. Так оно действительно как-то получше.

      Но она с мыслями до сих пор осталась в тех воспоминаниях из сна. Вдруг она услышала, как в коридоре сиделка Соня говорит по телефону:

      – Мама в сознании, иногда говорит, но очень слабая, конечно. Приехать хотели бы? Да, это можно, конечно, можно сколько угодно дней оставаться. Ага, Дмитрий, вы завтра приедете? В любое время можно.

      Сын, младший. Лара прикрыла глаза и увидела себя. Молодую, в светлом платье по модному фасону, с серой кожаной сумочкой фермуар, в лодочках в цвет сумки, в холодном кабинете с плиткой на стенах и смотровым креслом.

      – Мне кажется, я беременна. Стала плохо себя чувствовать, можете посмотреть? И сразу оговорюсь, мне не нужен ребенок. У меня уже есть один. Хватит. От этого-то сил совсем никаких. Уже в круглосуточный садик устроила его, не ребенок, а наказание.

      Крупная женщина в белом халате и колпаке посмотрела уставшим взглядом и сказала на выдохе:

      – А к своему участковому вы пойти не могли? Она только вчера в отпуск ушла. Через месяц вернется. Я могу только осмотр провести, а аборт делать не стану, зачем мне статистику свою портить?

      – Нет, сделаете! Я своего добьюсь! Где у вас тут заведующий?

      Лариса Аркадьевна моргнула в реальном мире и продолжила просмотр. Стоит она уже на ступенях роддома с белым кулем в руках, куль перемотан голубой лентой. Нельзя не заметить совершенно недовольный вид ее лица: уголки губ опущены, крылья носа раздуты, взгляд злой. Еще этого только не хватало. Муж все пьет, Витька уже скоро в школу пойдет, умный, но до чего же активный, достает ее своими вопросами по выходным, хоть беги от него, а теперь еще один, что за невезение.

      Дальше видит, как лежит маленький Димка, гулит на пеленальном столике, в глаза ей заглядывает своими голубыми глазищами, будто спрашивает: «Мам, это ничего, что я родился? Я тихим буду, покладистым, постараюсь не утруждать тебя, ночью буду спать, просить ничего не стану. Понимаю, что виноват перед тобой своим появлением». А вот Димка из школы приходит, чайник поставил, форму снял, брюки по стрелочке сложил, на стул повесил, сел за уроки. Чайник засвистел, сын пошел бутерброды нарезал: «Мама, ты будешь чай пить»?

      – Не буду я, Дима, сейчас платье прострочу и обратно на работу ухожу. Лучше бы что-то нормальное приготовил. На ужин есть нечего.

      Тут Лариса Аркадьевна, та, что наяву, открыла глаза и подняла их к потолку. Взглянула на люстру, на ее металлические изгибы, на «сережки» из чешского стекла, на то, как солнечные зайчики преломляются сквозь кристаллы и светят всеми цветами радуги. Выдохнула. Не хочется верить очевидному. Димка завтра приедет.

      Тут она вдруг вспомнила, как радовалась, что наконец-то ушла от мужа, который за годы брака скатился до пьяницы, развелась, а уже взрослые сыновья не были в тягость. Жили отдельно, на работу устроились, хлопот никаких. Она только советы им давала, кому какой университет лучше оканчивать.