Дети Божии. Мэри Дориа Расселл

и обетованной поэзией ее брата Рештара, однако ему немедленно стало ясно, что Жхолаа совершенно не знакома со свежими литературными достижениями знаменитого брата. Дитя, которое ему предстояло убить завтра утром, в процессе зачатия едва не стоило ему глаза; он готов уже был и совсем отказаться от этого занятия, если б не овладевшие им феромоны и не знающий отказа запах крови.

      Завершив сей союз, Супаари с облегчением удалился в состоянии полного разочарования. И наконец понял, почему многие аристократы-жана’ата препочитали общество наложниц-руна, рожденных для наслаждения и наученных любовному мастерству, после того как династические обязанности их оказывались завершенными.

      Спавшая в тот момент, утомленная трудами по изгнанию из собственного тела отродья своего мужа, дама Жхолаа Китхери у Даржан всегда представляла собой скорее династическую идею, чем личность.

      Подобно большинству женщин ее касты, Жхолаа Китхери содержали в катастрофическом невежестве, но дурой она не была. И поскольку ей не позволялось видеть ничего подлинно значительного, она обращала особое внимание на эмоциональные мелочи, даже еще девочкой ей хватало ума возмущаться злой или бездумной жестокостью, когда по прихоти отца ее выпускали из собственных покоев и позволяли безмолвно присуствовать – в темном уголке, на шелковых подушках притененного от солнц двора, на каком-либо незначительном государственном событии. Но даже в этих редких оказиях никто не приближался к ней и даже не смотрел в ее сторону.

      – Я могла бы родиться стекляшкой, сотканной из ветра или времени, – жаловалась Жхолаа на подобное безразличие к ней, когда ей было еще десять лет. – Срокан, я существую! Почему же никто не видит меня?

      – Они не видят мою прекраснейшую госпожу, потому что она наделена сиянием лун! – нашептывала ее нянюшка-руна, надеясь отвлечь дитя. – Люди не видят сияния лун, потому что они светят глубокой ночью. Только руна, как твоя ничтожная, могут видеть такие вещи и любить их.

      – Значит, я должна увидеть то, чего не могут увидеть другие, – объявила Жхолаа в тот день, вырвавшись из объятий Срокан и дав себе задание не уснуть до второго заката и далее до того, как сядет самое меньшее, третье, солнце Ракхата, и собственным глазами увидеть эти славные луны.

      Никто не мог запретить ей этого, никто не мог преградить ей путь к исполнению собственного желания, кроме детской и присущей ее виду сонливости. Ей было страшно, как и любому жана’ата в подобной ситуации, но Срокан была рядом в ее покоях, она рассказывала ей всякие истории и слухи, мягкие ладони ее гладили Жхолаа, успокаивая ребенка, так что девочка наконец перестала различать сперва синие цвета, а потом желтые, и контраст между ними превратился в серую мглу, похожую на ту невидимую стену, которая окружала жизнь аристократки. Слепую панику прогоняли только голос Срокан, утешительные запахи постели и детской комнаты, ароматы благовоний и парящий в воздухе аппетитный запах жареного мяса.

      Срокан внезапно схватила Жхолаа за руки и подняла