Бывший. Ты только моя. Адриана Дари

дома. Нам почти всегда приходилось быть тихими и незаметными, чтобы, не приведите боги, не привлечь внимание Гардариана.

      Малыш слышит мои шаги, оборачивается, а потом, поднявшись на ножки, бежит ко мне. Ловлю его на руки и крепко-крепко прижимаю к себе. По телу, как мед, разливается свет и тихая радость.

      – Милый мой, – целую его в щеки. – Как же я по тебе скучала.

      Он обнимает меня за шею и утыкается носом в шею.

      Пожилая женщина встает с пола и улыбается мне.

      – Я Берта, няня этого оболтуса, – она указывает мне за спину, я недоуменно оборачиваюсь и вижу недовольного, но усмехающегося Ника. – И я вам скажу, ваш малыш намного спокойнее и воспитанней, чем был Николас.

      – Берта, благодарю за столь лестные отзывы о моем детстве, – отзывается Ник. – Но, пожалуй, я бы предпочел избежать их. Тина, у тебя полчаса, а потом я жду тебя у себя в кабинете. С чаем.

      Он бросает на Риана странный взгляд и выходит. Я присаживаюсь на пол, туда, где играл сын до этого, и провожу в его компании увлекательные и впервые в нашей жизни совершенно безмятежные тридцать минут.

      Ради этого, ради таких мгновений, спокойствия и здоровья своего сына я готова терпеть все, что придумает Ник.

      Юная и очень восторженная горничная заносит мне в детскую мягкие кожаные ботинки, чтобы мне было комфортнее перемещаться по замку, рассказывает сплетни о том, как негодовала госпожа Эйнд, когда ей пришлось самой уносить поднос, а потом упорхнула дальше по делам.

      На прощание целую сына и обещаю, что у нас все будет хорошо, и, как ни странно, именно в этот момент я в это верю.

      Поднос с чаем для Николаса приношу в его кабинет, дорогу к которому мне пришлось спрашивать как минимум дважды. Бедром открываю дверь, потому что руки заняты и вхожу.

      Просторное и, на удивление, светлое помещение, где основную часть занимают огромный письменный стол и шкафы с книгами и документами. Ник сидит за столом и что-то сосредоточенно пишет.

      Когда я вхожу, он даже голову не поднимает, поэтому я дохожу до стола и выставляю чай и десерт к нему.

      Ник переводит ленивый взгляд на чашку, а потом хмуро смотрит на меня:

      – Что это?

      – Чай, – растерянно говорю я. – Ромашковый.

      – Я вижу, что это чай. Но с какой стати? Я просил кофе, – складка между его бровей становится еще глубже.

      Но я точно помню, что он просил чай! Пожимаю плечами и уношу чай, возвращаясь с кофе.

      – Где тебя носит? – возмущается Ник.

      Он пробует кофе и брезгливо морщится.

      – Ну да. Ты так долго где-то шаталась, что он даже успел остыть. – Ник ставит чашку обратно на поднос. – Будь добра, постарайся теперь не ползать, как черепаха, я все еще хочу выпить кофе.

      Я сжимаю зубы, сдерживая возмущение. Легко ему сказать! А мне три этажа бежать, потом еще по коридорам плутать!

      В этот раз стараюсь передвигаться почти бегом, а еще прошу повара поставить легкое плетение по самоподогреву.

      Снова ставлю перед Ником чашку. Он снова делает глоток и морщится.

      – Разве