Палаты безмолвия. Илья Александрович Шумей

ведь тоже Отмеченная Знанием, не забывай. Я очень многое, касающееся всевозможных механизмов, понимаю и чувствую, но меня буквально сводит с ума отсутствие необходимых слов и терминов, чтобы описать свои видения.

      – Знакомо, – покачал головой мальчишка, выскребая из тарелки последние крохи.

      – И когда я впервые увидела Аврума, то сразу поняла, что он – машина, только невероятно совершенная, намного превосходящая по своей сложности все то, что нам сейчас доступно. Потому-то я тогда и не испугалась, – Трасси поднялась и подошла к неподвижной черной громаде, – меня тогда просто переполняли восхищение и восторг… хм-м-м. Такое впечатление, что у него жар.

      Рыжая девчонка протянула руку и осторожно коснулась матово поблескивающего черного тела, но тут же отдернула палец.

      – Ничего себе! Он буквально раскаленный!

      – Говорит, что это нормально, – пожал плечами Вальхем. – Процесс восстановления требует большого количества энергии. Он же вроде как с болезнью борется, вот у него температура и поднялась.

      – Главное, что теперь у него нужных лекарств достаточно, – Трасси пошевелила ногой один из валявшихся на полу белых обломков. – И как долго он еще будет так… болеть?

      – Понятия не имею. Он ничего на этот счет не сказал.

      – И ты будешь все это время тут безвылазно сидеть? Словно у постели тяжелобольного друга?

      – Аврум – и в самом деле мой друг! Он же нам всем жизни спас, как-никак!

      – Так я и не спорю, – Трасси забрала у парня пустую тарелку. – Но мне кажется, что болен он не настолько серьезно, чтобы так уж о нем волноваться. Да и помочь ты ему все равно ничем не сможешь. Чем тут без толку сидеть, лучше приходи чай пить, пока он не остыл. А если повезет, то потом отец, быть может, тебе еще разок порулить даст. Мы же не машины, не железные, нам иногда сменяться и отдыхать надо. Еще одна пара рук в кабине всегда пригодится.

      В тот день «Хоррам» мчал по пескам до самой ночи. И Лажонн, действительно, позволил Вальхему какое-то время постоять за штурвалом, предварительно взяв с него обещание больше не лихачить.

      К вечеру окружающий пейзаж начал понемногу меняться, и среди дюн начали все чаще проступать обтесанные ветром каменные уступы. Маневрирование между ними требовало немалой осторожности, и даже старый капитан, проезжавший этим маршрутом уже бессчетное число раз, был вынужден сбавить ход. В этих краях не существовало какого-то неизменного безопасного «фарватера», поскольку текучие пески то заметали одни скалы, то оголяли другие, из-за чего казалось бы давно знакомая дорога всякий раз выглядела по-другому и не позволяла расслабиться ни на секунду.

      Вальхем время от времени спускался в трюм, чтобы проведать своего друга, но Аврум оставался по-прежнему молчаливым и неподвижным, да и выглядел он все так же. Разве что источаемый им жар чуть спал, хотя и оставался все еще ощутимым.

      С наступлением темноты Лажонн все же был вынужден остановить эшелон, поскольку лавировать промеж скал, которых