Уроки итальянского. Мейв Бинчи

сюда занесло, а объяснения вроде того, что она безумно любит Италию, выглядели недостаточно убедительно. Она занимала две комнаты в доме на площади. За жилье платила немного, поскольку ухаживала за пожилой четой хозяев дома: по утрам приносила им горячий caffè latte[6] и ходила за покупками.

      С ней у них не было хлопот: она не водила к себе мужчин, не шаталась по барам. Каждое утро по пятницам Нора преподавала в местной школе английский язык, все время вышивала, и раз в несколько месяцев отвозила свое рукоделие на продажу в большой город.

      Она учила итальянский язык по тоненькой книжечке самоучителя, снова и снова повторяя фразы, задавая вопросы и отвечая на них, приучая свой мягкий ирландский голос к итальянским звукам.

      Синьора наблюдала за свадьбой Марио и Габриэллы из окна своей комнаты, не прекращая трудиться и не позволяя ни единой слезинке выкатиться из глаз и упасть на кусок полотна, который она вышивала. С нее было довольно и того, что Марио украдкой взглянул на нее, когда на маленькой колокольне старинной церкви зазвонили колокола. Он шествовал по направлению к церкви в сопровождении своих братьев и братьев Габриэллы – так тут было принято. Такова была традиция, в соответствии с которой состоятельные семьи старались породниться, чтобы сохранить свои земли, и то, что Марио любил Нору, а она любила его, не могло изменить заведенный порядок вещей.

      Из своего окна она видела, как в церковь носили крестить его детей. Это не причиняло ей боли. Синьора знала, что если бы Марио был в силах что-то изменить, то именно она навсегда стала бы его principessa irlandese[7].

      Многие мужчины Аннунциаты, как догадывалась Синьора, подозревали, что между нею и Марио что-то есть. Но это их не только не беспокоило, даже наоборот, заставляло относиться к Марио с еще большим уважением. А женщины – так считала Нора – ничего не знали об их любви. И ей даже не казалось странным, что они никогда не приглашают ее, когда все вместе собираются на рынок, или идут собирать виноград, или отправляются рвать полевые цветы для праздника. Зато они были искренне благодарны ей, потому что каждый год она шила красивые одежды для статуи Богородицы.

      Из года в год они терпеливо улыбались ей – и когда она, запинаясь, пыталась изъясняться на незнакомом еще языке, и потом, когда она уже сносно говорила по-итальянски. Со временем они перестали спрашивать ее, когда она собирается вернуться домой, в Ирландию, словно решили, что она успешно сдала некий экзамен. Синьора никому не доставляла хлопот, и поэтому ей было позволено остаться.

      И вот двенадцать лет спустя Синьора получила весточки от своих сестер – бестолковые письма от Риты и Хелен. Ничто в них не указывало на то, что родные прочитали хотя бы одно из тех посланий, которые Нора отправляла им на протяжении всех этих лет: ни поздравлений к каждому Рождеству и дню рождения, ни писем родителям. Сестры писали о своих семьях и детях, о том, какие нелегкие настали времена, о том, насколько все подорожало, как катастрофически не хватает времени и как туго им приходится в нынешние дни.

      Поначалу

6

 Кофе с молоком (ит.).

7

 Ирландская принцесса (ит.).