За пределами трепета. Елена Гарбузова

Спокойствие придавало шарм ему уверенному лицу, словно он продолжал играть свою новую роль и предельно наслаждался красотой процесса, а не освистанием после суда. Деньги не вернулись, но правосудие состоялось. Виновник торжества ни о чем не сожалел, вспоминая годы вольного авантюризма и процветания с ностальгией в преступном сердце. Раскаяние было уделом сомневающихся неудачников.

      Постепенно утробу стенки заполняли книги. Моду на чтение незаметно сменило повальное увлечение накопительством красивых обложек. Шкаф, полный полихромного строя плотных корешков, свидетельствовал о достатке жильца, кричал о его преуспевании на сцене жизни. Книга стала декорацией, превратилась в антитезу истинного духовного голода. Она собирала пыль, склеивала собственные страницы в неприкосновенности, верно хранила аромат типографской краски в своих недрах. Редко кто интересовался определенным автором, коллекции классических томов существовали для привлечения внимания и антуража, а не для жадного изучения.

      Лиле повезло. Ее семья читала книги. Родители не обладали утонченным вкусом, довольствуясь случайным выбором авторов. Ассортимент книжных сокровищ дома был довольно тривиален и включал в себя только скудный ассортимент советских книжных магазинов. Новинок, по неприхотливому велению судьбы выброшенных на полки. Но книги не были забыты. Они дышали воздухом любопытства, чихая шуршанием перевернутых страниц. Они загибались в уголках, истирались в краях, скользили своими магическими символами между детских пальцев.

      Сначала это был просто набор алхимических знаков, таящих в себе философский камень непознанного. Между сложным кодом тайнописи настоящим волшебством произрастали картинки, волнуя детские мысли, направляя их в мир фантазий и чудес. Лиля просила маму почитать сказку, каждый раз замирая в голосе матери, отдаваясь во власть непознанных смыслов. Но Евгения Александровна, перегруженная работой и бытом, обычно прекращала чтение после пары страниц вербального фокуса, засыпая от усталости или вновь устремляясь к неизменным хозяйственным нуждам. Отец подобными глупостями не занимался, да Лиля и не обращалась к нему. Папу после работы нельзя было беспокоить. И Лиля листала книгу в полном одиночестве, рассматривая рисунки и придумывая свой собственный сюжет, отталкиваясь от первоначальной идеи.

      Картинки и образы прочитанных историй продолжались ночью во сне, наслаивались, превращались в бурлящую фантасмагорию. Чудо-юдо перелазило через спинку кровати и волосатой лапой перебирало вставшие дыбом волосы. Золушка натирала ступни в неудобных хрустальных туфельках и требовала пластырь, которого не оказывалось в домашней аптечке. Мари вместе со Щелкунчиком кормила белоснежных лебедей, и они били крыльями по зеркальной глади озера, обдавая брызгами постельное белье. Вода обволакивала сны теплой тайной, и крик лебедя разрезал утренний полумрак