Ошибок не бывает. Татьяна Биленко

жизнь страдает. Приезжает в город, где ее оставила и смотрит на разных женщин, высчитывая их возраст в голове, думает, что вдруг, когда-то дочь пройдет мимо». Я поинтересовалась у Татьяны, как зовут ее тетю, она ответила – Геля.

      Когда мне было лет шесть, мы поругались на улице с одной девочкой, и она сказала: «Тебя родители не любят, потому что ты не их родная дочь». Я прибежала домой с таким горем на душе, у меня случилась истерика. Я кричала своей маме, умываясь слезами: «Ты что, не родная моя мама? Ты меня не любишь?» Я отлично запомнила этот момент. У нас во дворе была качеля. Я сидела на ней, а моя мама, на корточках напротив меня. Я плакала, плакала, плакала, а она успокаивала меня, целовала, обнимала и говорила: «Ну что ты такое вообще говоришь? Не плачь, а посмотри получше. Мы же похожи с тобой! У нас одинаковый цвет глаз, а пальчики? Взгляни на них. У тебя мои руки. Я посмотрела маме в глаза, потом на руки, и как-то постепенно успокоилась».

      Ситуация повторилась, когда мне было двадцать лет. Тогда я ходила беременная первенцем уже на девятом месяце. Муж был в армии. И вот настал тот самый период «гнездования». Многие мамочки понимают, о чем я. В этот период беременная женщина наводит уют, порядок в доме и активно готовится к появлению малыша на свет. Мы с мамой были вдвоем в доме. Мои руки дошли до уборки в шкафу, где на дне ящика лежала старая газета. Я ее выбросила, а под ней листок бумаги. Я взяла его в руки. Это была расписка моей родной матери о том, что я ей не нужна… «Расписка дана Демченко Василию Александровичу от Дьячук Ангелины Георгиевны в том, что я отказываюсь от своей дочери Татьяны. Претензий не имею. Число моего рождения и роспись».

      Первый раз прочла бегло. Это меня повергло в шок, и я решила перечитать, может показалось… Читаю во второй раз, а строки уже поплыли в глазах. Мама в этот момент лежала на диване. Обернувшись на меня, она увидела что я что-то читаю. Она быстро поняла, что именно, и заплакала. Так сильно плакала, до истерики, со словами: «Теперь ты меня бросишь, ты теперь от меня уйдешь?» Я говорю: «Ты что? Куда я уйду? Я сама скоро мамой стану». Через время, успокоившись, она поделилась, что ее большим страхом всегда было то, что если я узнаю правду, то уйду от них. Не знаю, как бы я поступила, будучи импульсивным подростком, но в тот момент я была очень благодарна людям, которые знали эту тайну и не рассказали мне ничего об этом.

      Сейчас моей маме уже почти девяносто лет, а она до сих пор боится. Этот страх так сильно проник в нее, что не смотря на возраст сильно тревожит. Ей бы успокоиться уже, но она не в силах его побороть. Иногда дело доходит до упреков, если я не звоню: «Конечно, я ж не родная!» Но я пытаюсь донести, что дело не в кровной связи, а в любви и благодарности к ней.

      Мама вспомнила про одно фото и разыскала его. Я и раньше его видела, но на вопрос, кто эта женщина на снимке, она отвечала, что это какая-то знакомая отца. Мне всегда было странно, что она хранила это фото. На нем была изображена