Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура. Юрген Остерхаммель

огромный политический вес. Несмотря на относительное уменьшение доли землевладельческой аристократии, лицо политической элиты Великобритании вплоть до последней четверти XIX века определяли крупные помещики. Во многих странах на европейском континенте тон по-прежнему задавали аграрные магнаты. Во Франции любой режим, будь то монархия или республика, должен был прислушиваться к могущественному мелкому крестьянству, а в США сельскохозяйственные интересы были исключительно хорошо представлены в политической системе.

      Большинство людей являлись крестьянами. Что это означало? Разные науки – аграрная история, аграрная социология, этнография и в определенной степени близкая ей фольклористика – уже давно занимались этим вопросом. На протяжении XIX века в отношении домодерной Европы и большой части остального мира особой «аграрной истории» не требовалось. Крестьяне и сельское общество составляли здесь per se основную тему экономической и социальной истории127. Среди многочисленных дебатов, которые велись по результатам новаторских исследований Александра Васильевича Чаянова в России начала 1920‑х годов, особый интерес с точки зрения глобальной истории представляет дискуссия о рациональности128. В ней столкнулись последователи принципа «моральной экономики» и представители «теории рационального выбора». Согласно первым, крестьяне враждебно относятся к рынку и заботятся только о выживании, общественную собственность они предпочитают индивидуальной, занимают относительно внешнего окружения защитную позицию, действуют как община и стремятся избежать рисков. Их идеал – справедливость в традиционных рамках, солидарная взаимность отношений, в том числе между землевладельцами и арендаторами, патронами и клиентами. Продажа земли рассматривается лишь как ultima ratio. Согласно противоположной точке зрения, крестьяне, во всяком случае потенциально, – мелкие предприниматели. Они используют возможности рынка, если те им предоставляются. Они не обязательно стремятся к извлечению максимальной прибыли, но стараются самостоятельно обеспечить себе материальные средства для существования, не полагаясь во всем на групповую солидарность. Проникновение капитализма, полагают сторонники этой точки зрения, ведет к расслоению таких крестьянских обществ, которые ранее были достаточно гомогенными.

      Оба этих направления оперируют разными примерами, так что нельзя однозначно решить в сравнении, насколько каждое из них эмпирически убедительно. В некоторых исторических ситуациях проявляется скорее предпринимательский настрой крестьян, в других преобладает общинный традиционализм. Для нашего контекста важно, что классификации, основанные на региональной и культурной специфике, мало что могут дать. Нет «типичного» западноевропейского или азиатского крестьянина. Схожие рыночно-предпринимательские ориентиры можно видеть в Рейнской области, Северном Китае и в Западной Африке. В Японии уже в XVII веке не найти стереотипного «азиатского»

127

Краткий обзор историографии: Kearney M. Peasants and Rural Societies in History // Smelser, Baltes, 2001, V. 16, 11163–11171. Хороший обзор теорий «крестьянского общества» см. также в работе: Wimmer, 1995. Большая часть теоретических выводов сделана на основе материала России и Юго-Восточной Азии.

128

См. хорошее краткое изложение: Little, 1989, 29–67.