Камикадзе. Илья Стогоff

смотрел на ее попу-грушу. Даниил выковырял из пачки новую сигарету, прикурил, наклонился к самому его уху и поинтересовался, не знаком ли тот с Густавом?

      – С Густавом? Знаком. Кто ж с ним не знаком? Ты чего, решил в террор податься?

      Протрезвел Даниил моментально.

      – Почему в террор?

      – Так Густав же боевик. Он у нас в «Действии» террором заведует. Слышал, как в Москве газораспределительную станцию заминировали? Очень серьезный парень.

      Даниил не мог поверить. Неужели вот так, запросто, в перерыве между двумя «Балтиками-номер-семь», можно взять и выдать страшную партийную тайну? А как же конспирация?

      Его и раньше удивляло отношение приятелей к подобным вещам. Как-то раз Брюква кивнул в сторону длинноволосого, угреватого типа, забредшего на собрание «Действия»:

      – Знаешь, кто это?

      Даниил не знал.

      – Это Вишняков. В Питере он гасится от пензенских ментов. Неужели не слышал? О нем даже по телику говорили. Вишняков у себя в Пензе одному пареньку уши ножом отрезал. Тот на фээсбэшников работал… ну Вишняк и…

      Как при таком отношении к конспирации весь личный состав петербургского отделения «Прямого действия» до сих пор не обосновался на тюремных нарах, было для Даниила загадкой.

      Он посмотрел по сторонам. Посетителям «Бронкса» не было дела до их разговора. Он сказал, что да, он, Данила Сорокин, действительно хотел бы работать в терроре.

      Чувствовал он себя при этом как мальчишка, просящий принять его в дворовую футбольную команду. Брюква воспринимал подобные разговоры на полном серьезе. Он отодвинул бокал с пивом и постарался придать лицу трагическое выражение.

      Почувствовав себя увереннее, Даниил ввернул пару фраз насчет «софт-тоталитаризма нынешней системы» и «необходимости врываться в сознание масс посредством динамита».

      За время, пока писал книгу, он выслушал и прочел огромное количество таких фраз. Брюква смотрел на него с уважением и обещал посодействовать.

      Чем закончился вечерок в «Бронксе», вспомнить Даниил потом не мог. Мало ли их было, таких вечерков? В начале ноября произошло то, ради чего вся эта история и затевалась.

      Брюква отвел его в сторонку и, плюясь на новый Даниилов свитер «Polo», зашипел:

      – Помнишь, ты меня о Густаве спрашивал?

      – Ну?

      – Мы с ним встречались. Он спрашивал, не появилось ли у нас в отделении людей, готовых на серьезные дела.

      – А ты?

      – Я рассказал ему про тебя. Сказал, что ты хочешь с ним работать.

      – А он?

      – Он спросил, серьезный ли ты парень.

      – А ты?

      – Я сказал, что ты нормальный.

      – А я нормальный?

      – Говорят, в Москве кого-то из его парней прямо с «Калашниковым» в сумке взяли. Пришлось работу всего отделения сворачивать. Теперь ему нужны люди. Так что он тебе позвонит, жди.

      Тем же вечером Даниил снова сидел в мягком кожаном кресле, смотрел сквозь большие окна на безлюдную Захарьевскую и в подробностях пересказывал свой разговор с Брюквой.

      Выслушав