Приключения пятой точки!. Андрей Анатольевич Няньчук

Владимир Ильич тоже был человеком добродушным и очень азартным, только вот на экзаменах его как будто подменяли. Он становился суровым, несговорчивым и очень дотошным. И получить у него хорошую оценку было практически не возможно, а вот улететь на пересдачу легко. Изо всего этого предмет его все знали очень хорошо. И я тоже, но не всё. Несколько последних билетов, я оставил без внимания, и как позже выяснилось зря.

      Именно последний билет я и вытащил на экзамене по ИЗО. И там был вопрос про древнеегипетскую живопись. А я её терпеть не мог, так как она была частью культа смерти. Я и сейчас не очень люблю эту тему, даже не смотрю фильмы про зомби и ужастики. А к архитектуре древнего Египта наоборот, относился с глубоким уважением. Там всё было просто и понятно: грандиозность, основательность и жёсткая симметрия. Есть о чём поговорить и порассуждать.

      Но мне попала живопись!

      Стою я с билетом и думаю:

      – Вот какой смысл садиться и готовиться. Всё равно ничего, кроме того что они любили изображать людей и животных в профиль, я вспомнить не смогу. Не проще ли просто развернуться и без унижений уйти на пересдачу?

      И тут мои размышления прервал Владимир Иванович:

      – Что, думаете, не ответить ли без подготовки?

      – Ага – проиронизировал я.

      – Замечательно! – обрадовался он

      Я было подумал, что он издевается, но его счастливое лицо и активность с которой он стал прибирать бумаги на столе, очищая его поверхность, ясно давали понять, что он не куражится, а действительно обрадован моим решением. Это меня немного успокоило, а вот то, что он для чего-то освобождал стол, меня пугало.

      – Ну что молодой человек присаживайтесь и пожалуй начнём? – он показал мне на стул возле своего стола а сам встал возле доски.

      – Давайте – обреченно согласился я.

      – Но прежде чем мы начнём, ответьте мне на один вопрос! – продолжал он мучить меня. – Вам нравится живопись древнего Египта?

      И его лицо очень близко приблизилось к моему, а в глазах у него прыгали бесенята. Менее поэтично мне сложно описать его состояние. Такое ощущение было, что он весь искрился. Хотя может у меня все эти картинки от страха рисовались, не знаю, но я в тот момент подумал:

      – Если скажу, что нравится, то мне прийдётся рассказывать чем. А если скажу, что не нравится, огребусь конечно, но зато закончится эта пытка.

      – Нет! – максимально смело заявил я. И для усиления эффекта добавил: – Я её вообще терпеть не могу!

      – Как?!?! – выскочило у Владимира Васильевича.

      И после этого сразу, возникла драматическая пауза. Я то молчал, потому что понятия не имел, что теперь делать. А почему он молчал, для меня было тайной.

      Пауза эта длилась долго. Очень долго! И вдруг он ожил.

      – Хорошо! – выпалил искуствовед и резко схватив мел, стал что–то рисовать на доске. А я лихорадочно пытался понять что?

      – Эта живопись память о великой цивилизации, оставившей неизгладимый след в истории и продолжающей влиять на всю мировую культуру! –