Глазами волка. Сергей (Дядя Серёжа) Радченко

дровишки, и шаман самозабвенно пляшет у костра свою колдовскую пляску. И бубен протяжно гудит, созывая духов к нашей компании.

      Они летят охотно, чуя дары – зерно, молоко. Дух огня – громадный огненный дракон – милостиво принимает жертву.

      И вот уже шаман вместе с огнем танцуют в унисон один магический танец.

      Создается полное ощущение, что огонь подчинен шаману. Он то низко стелется по земле – когда шаман пригибается над ним с бубном, то яркой вспышкой устремляется ввысь, в темноту ночи добавляя звездному небу искорки своих угольков. Завораживающее зрелище…

      Гаснет уже костер, огненными саламандрами всполохов играет отблесками на белом снегу. Каждый из участников обряда подходит ближе и по указанию шамана смотрит, стараясь разглядеть среди мерцания огня знаки – ответы на свои вопросы и просьбы.

      Той зимней ночью в бликах огня увидел я себя в грядущем… и эту книгу, мной написанную…

      Детство

      В большой семье ничем не щелкай, а учись бойкости. А семья Добришюсов большая, одних детей десятеро.

      Пятрас, шестым рожденный, несмотря на номер, вовсе «шестеркой» не стал. Наоборот, рос крепким, независимым и закаленным ребенком.

      Когда мать привезла его из роддома, черный аист, королевский – особенно редкая птица в литовском небе – накручивал круги над усадьбой Добришюсов.

      Добрый знак. Аист в литовской мифологии считается символом семьи и связи с предками, а черный – символизирует необычность, странность и лидерство.

      Кстати, не только для литовцев аист имеет символический смысл. Вот, например, для индейцев он означает счастливую жизнь и героические походы и подвиги.

      Родня Петра Добришюса – старые охотники и пчеловоды. А прадед с отцовской стороны, приехавший из Пруссии и обосновавшийся в Сувалькийском лесу, вообще, по людским рассказам был знахарем и шептуном.

      Кроме того, на удивление всем, хоть и из крестьян был, но имел господские манеры: столетний старец в костёл верхом сам ездил. Люди только помогали взобраться на коня и потом слезть с него. А уж гарцевал он сам.

      Все детство, бегая в Шилавотскую школу через поля мимо тысячелетних курганов, Пятрас понемногу учился слушать и слышать звуки леса: шелест деревьев, песню ветра, гомон птиц или треск сломанной зверем ветки…

      Слух ребенка так обострился, что он как бы сам собой наловчился читать лесной нотный лист.

      Лес – он живой, и, коль закроешь свой рот и откроешь уши, он заговорит с тобой языком любви и поведает свои тайны… Станут ясны иероглифы звуков и запахов, и откроется книга, в которой никогда не перепутаешь запах прелой листвы с нежностью первых подснежников, а след доброго зверя или человека отличишь от следа хищника.

      Пятрас стал звероловом как бы естественно, без особых усилий и учения – выдрессировал собак, стал охотиться на всякую лесную живность. Сам часть леса, он охотился не для потехи, а, как и другие