Цена смеха. Евгений Сергеевич Филипцов

донельзя то, что осталось от главного акушера страны, Валентин едва удержался от того, чтобы не увезти свой взгляд в сторону и, по правде говоря, содержимое его желудка подпрыгнуло к самому горлу. Лишь усилием воли Вале удалось справиться с реакциями и непосрамиться на глазах у всех. Хотя, если бы это и произошло – никто бы не удивился.

      Оттолкнув двух юнцов от ползущей вниз ленты ступеней, Валя заприметил вдалеке, ползущий к нему навстречу, черный прогал отсутствующего элемента ступеней, на одной из которых четверть часа назад болтался доктор. Развернувшись, Валя уверенным шагом направился в кабинку контролера и, выпихнув того с поста, принялся манипулировать с рычажками, прибавляя ходу ленте, до тех пор, пока заветная «34» не показалась у самых ног, и выключил эскалатор. Стало заметно тише и от того спокойнее.

      Валя все делал по инструкции на случай всяческого рода «чп». Закончив с формальностями, слесарь остался сидеть в аквариуме – так называлась будка контролера. Делать особо нечего было. Он ничего и не делал, собственно. Что за дело такое – ждать? Ждать и терпеть на себе десятки вопрошающих пар глаз. Но развлечение нашлось быстро. Нужно было предугадать, кого вырвет первее из первого ряда окружения. Но это быстро наскучило. Далее пришли какие-то инспекторы с прямыми, как рельса, бровями (будто бы одна она у них была на троих), огородили все ленточками, забрали останки и все. Все стало на круги своя.

      Весь остаток дня Валентин провел в глубоких раздумьях. Его состояние молчаливой задумчивости словно бы распространилось на все вокруг: агрегаты работали тише и совершенно ничто не отвлекало, нежели это случалось доселе. Все просто механически прибывали каждый в своих дебрях, словно бы размышляя над случившимся. Но это все было иллюзорно. Никто ни о чем, конечно же, ни о чем таком не размышлял. Даже тот самый контролер из аквариума, место которому, на сие зрелище, досталось, что называется, в первом ряду – и тот, молча пялился поверх голов спускающихся, продолжая привычно крутить свои педали.

      Валька лишь изредка испускал тяжелый дух, иной раз поглядывая на лакированную пару остроносых туфель, что стояли подле него на бочке.

      – Я вам такую вещь скажу, товарищи! – произнес Валька, словно пробудившись от сна на посту, – всякому – всякое!

      Услышав изречение, трирука, выскользнув из наспинного кармана, позволила себе одобрительный жест по плечу человека. Валя понимающе накрыл ладонь сверху и вновь погрузился в безмолвную тишь потока своих мыслей.

      Так и просидев, слесарь не заметил даже, как все вокруг притихло и как-то осунулось. Крысы и те, перестали задевать хвостами пустые жестяные банки и стеклянные бутылки с сомнительным содержимым. Мир для Валентина изменился сегодня. Снова. И он сам его изменил для себя. Сам то мир остался прежним. Но то прежнее восприятие его в голове слесаря слегка поменяло градус угла своего наклона. Ось расщепилась в пятимерии. Теперь существо Валентина вращалось во всех возможных и нет измерениях. Осталось, разве что, вовремя ухватиться за любое из них…

      – А