Боковой ветер. Маргарита Дойницына

оставивших свой след в жизни рассказчика.

      Быть может, читая эту историю, вы сможете увидеть события, которые схожим образом происходили и с вами, а те, кто волей или неволей был вынужден стать непосредственным участником описываемого действа, узнают себя, словно зеркальное отражение, но через призму авторского восприятия и художественного вымысла.

      Признаться честно, в период, когда я создавала это произведение, именно мечта создать что-то своё поддерживала меня, хотя порою казалось, что жизнь, которая ещё недавно переливалась всеми цветами радуги, превращается в обыденность, теряет всякий смысл, становится невзрачной, серой и унылой, наполненной лишь рутиной, да чередой повседневных хлопот.

      Счастлив тот, кто владеет мечтой,

      Ведь она, как маяк, ведущий корабли.

      Но представь, на один только миг,

      Что исчезла мечта, померк тот маяк,

      И сбился ты с пути…

      Я писала эти строки ещё тогда, когда умела ловить вдохновение, черпать из ниоткуда идеи и воплощать их в жизнь. Могла ли я тогда подумать, что мне придётся самой искать свой собственный маяк, чтобы вновь обрести себя, воскресить то, что, казалось, умерло для меня навсегда.

      Вновь обретя мечту и преследуя цель через литературу оставить по себе хоть какое-то воспоминание, заинтересовать своей историей любого, даже самого взыскательного читателя, я нашла в себе силы выкарабкаться из повседневной, пусть и дарящей спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, рутины, и, наконец, дать жизнь новому произведению, которое, надеюсь, будет жить…

      Посвящается моей горячо любимой мамочке Ире, младшей сестрёнке Ксении,

      а также всем, кто верил и верит в меня, несмотря ни на что.

      Две сестры

      Кэт шагала по ночным, едва освещённым пустынным псковским улицам. Легкий весенний ветерок трепал её чуть вьющиеся короткостриженые рыжеватые волосы, обдавая прохладой уже загоревшее, ещё совсем юное лицо. Стояли белые ночи. Небо было чистым и светлым, несмотря на то, что солнце уже зашло за горизонт. Здесь, на окраине города, где нет высотных зданий и многоэтажек, а немногочисленные дома скрыты уже зазеленевшими кронами деревьев, небо всегда такое близкое, такое открытое и манящее, влекущее в свою бескрайнюю высь.

      Внезапно послышался нарастающий машинный гул, доносившийся откуда-то позади. Дорога все ещё была пустынна, но вот, из-за поворота показался едва различимый в свете фар силуэт грузовика. Машина вдруг резко сбавила скорость и стала прижиматься к обочине, по которой шла девушка. Из кабины выглянул уже не молодой мужчина лет шестидесяти. На его испещренном морщинами лице читалась усталость, но глаза по-прежнему горели каким-то невидимым светом, несмотря на то, что сейчас в них отражалось нетерпение.

      – Кать, ты? Чего здесь, в такое время?

      – Дядя Вова? – облегченно произнесла девушка и тут же замешкалась. – Я решила немного пройтись, хорошая погода. А Вы что так поздно?

      – Двигатель перебирал. Вот сволочь, пришлось снимать. Везу его к себе в реанимацию, почти сдох проклятый – мужчина посмотрел в сторону кузова, где и лежал скорее всего неизлечимо больной пациент, имя которому двигатель Ан-2. – Ты домой? Садись, довезу! Мама, наверное, места уже себе не находит. Хоть здесь-то её пожалей.

      – Тут недалеко идти осталось.

      – Недалеко? Ещё час ходу. Что, я не знаю, где ты живешь? Садись!

      Девушка невесело улыбнулась, но возражать больше не стала. Она легко запрыгнула в тускло освещённую кабину грузовика и уселась в переднее правое кресло. Послышалась смутно знакомая мелодия какой-то довольно старой песни, тихо доносившаяся из колонок встроенной магнитолы.

      – Ветер перемен… – вспомнила Катя – хорошая песня.

      – Послушиваю бывает радио «Ретро», хоть тут хорошие песни крутят, современную вашу «попсу» слушать невозможно.

      – Почему сразу «вашу»? Я её тоже перестала слушать, ни слов нормальных в песне, которых порою даже не понять, ни мелодии, один бум-бум. Хороших песен действительно мало стало, слушать абсолютно нечего.

      На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая едва различимой мелодией Дунаевского. Взгляд девушки скользнул по салону, едва освещаемому подцветкой приборной панели. Полный порядок, ничего лишнего и ненужного, где-то в уголке маленький образок Николая Чудотворца, а рядом с ним, чёрно-белая фотография какого-то совсем юного мальчишки.

      – Кто это?

      – Это? Мой сын. Ладно, поехали давай, поздно уже.

      – Сын? Я не знала, что у Вас есть сын. Он, наверное, уже взрослый.

      – Ну да, если бы не…один ублюдок.

      – Эм…– замешкалась Кэт, – это у Вас руководство по лётной эксплуатации Ан-2? – девушка заметила в чуть приоткрытом бардачке толстенную книженцию с кое-где загнутыми пожелтевшими от времени страницами и аккуратно перемотанным скотчем корешком.

      – Да, на досуге читаю, а теперь ещё этот чёртов двигатель.

      – Со