Я твоя пленница. Алёна Рю

лютню и предложил что-нибудь сыграть.

      – А никто не хочет спеть? – поинтересовалась тетя Роза.

      – Ниада хочет! – воскликнула Джетта, очаровательная блондинка с изумрудными глазами.

      – Ничего я не хочу, – возмутилась я.

      – Это прекрасная идея, – тетя Роза хлопнула в ладоши. – Алиссе будет приятно.

      И тут же, несмотря на мои возражения, объявила, что я приготовила сестре музыкальный подарок. Я стрельнула в Джетту злым взглядом, но та лишь довольно ухмыльнулась. Ее подружка Карин тоже не спешила меня выручать.

      – Ниа, как здорово, – подхватила моя мама.

      Теперь все смотрели на меня, и пришлось подниматься на ноги.

      – Что ты нам споешь? – поинтересовался отец.

      Я сжала в кулаке краешек юбки, не зная, что ответить и как не сгореть со стыда.

      – А давай «Влюбленных в тумане»! – предложила Алисса. – Люблю эту песню.

      Я тоже ее любила. Она о двух влюбленных, которые однажды заблудились в тумане и никак не могли найти друг друга. Пока не начали петь.

      Беда была в том, что у меня напрочь отсутствовал слух. Я любила музыку и с удовольствием слушала, когда кто-нибудь играл. Могла даже тихонько, почти про себя, подпевать. Но я знала, что стоит мне раскрыть рот и всерьез попробовать, ничего не получится. В голове у меня лилась прекрасная мелодия, а вслух почему-то получалось завывание невпопад.

      Наш сосед провел пальцами по струнам лютни, рождая знакомую мелодию.

      – Готова? – спросил он.

      Я прочистила горло, продолжая нервно теребить юбку. Спиной так и чувствовала злорадный взгляд Джетты. Она знала, что я не могу петь, и мое унижение явно доставляло ей удовольствие.

      – Да начинай уже! – чуть прикрикнула она.

      Я сглотнула. Музыкант снова перебрал струны и посмотрел вопросительно. А я замерла и не могла пошевелиться. Даже пальцы побелели.

      – Я спою с ней, – раздался бодрый голос Люка. – Это дуэт, в конце концов.

      От неожиданности я моргнула и выпустила многострадальную юбку.

      Люк поднялся из-за стола и вышел ко мне.

      Высокий статный молодец на два года старше меня. У него были русые волосы редкого платинового оттенка и глаза, голубые, как небо в ясную погоду.

      Он встал рядом и, взяв меня за руку, легонько сжал мою ладонь.

      – Я помогу с ритмом, – сказал он, улыбнувшись.

      – Спасибо, – прошептала я, настолько удивленная, что, кажется, даже забыла улыбнуться в ответ.

      Сосед начал играть, а мы начали петь. Люк то и дело чуть сжимал пальцы, давая мне знать, когда идет моя строчка, когда нужно чуть быстрее, а когда медленнее. Не знаю, как ему это удалось, но в тот раз даже мой голос звучал куда приятнее обычной писклявости. А уж мягкий, ласкающий голос Люка можно было слушать вечно.

      Я словно бы раздвоилась. Одна я пела и притом вполне сносно. А другая я любовалась на всё со стороны. Робкая девочка с черной косой и самый красивый парень в деревне, по совместительству и сын вождя. Поют о любви друг к другу. Это было прекрасно.

      Я даже не заметила, как злорадство Джетты сменилось на зависть. В ту минуту для меня никого не существовало. Только блестящие глаза Люка и его теплая ладонь, ставшая для меня проводником сквозь тот самый туман.

      Жаль, что песня не была бесконечной.

      – Великолепно! – Алисса захлопала, когда музыкант перестал играть.

      Люк выпустил мою ладонь и отвесил благодарной публике легкий поклон. На меня он больше не смотрел, и на негнущихся ногах я вернулась к своей подушке.

      – Видишь, а ты волновалась, – заметила тетя Роза. – Прекрасно же вышло.

      Она сказала что-то еще, но я ее не слушала. Мое сердце колотилось слишком быстро, а щеки налились краской. Мне стало тяжело дышать, и я испугалась, что вот-вот упаду в обморок. А потому поспешно села и на всякий случай прислонилась спиной к стене.

      Так я впервые в жизни влюбилась. И тогда была уверена, что единственный.

***

      После дня рождения Алиссы мы не раз виделись с Люком. Вождь назначил отца своей правой рукой, и нас то и дело приглашали к нему в гости. Но его сын в мою сторону не смотрел совсем.

      Здоровался, всегда был приветлив и вежлив, мог даже изредка спросить за совместным ужином что-то вроде «Не передашь хлеб?», но в остальном я словно для него не существовала. Люк глядел на меня равнодушно. Не холодно, не зло. А просто равнодушно. Без эмоций. Есть я или нет меня – было все едино. И я не раз задавалась вопросом, что сподвигло его тогда меня спасти. Только спросить об этом, конечно, не решалась.

      У Люка было много девчонок. Его часто видели то с одной, то с другой. Сплетничали, что с некоторыми он встречался после заката. Пару раз его якобы ловили на сеновале в непристойном виде. Но доставалось всегда его подругам. Как сыну вождя, Люку было многое позволено. А вот девушкам было положено думать головой и блюсти свою честь.

      В этом смысле мне даже