Иночим великанов. Демьян Брауде

блеснув лазурно-синими глазами на пробивающимся свету свидетелю их беседы анемаи пересекающей преграду алого витража, и мнительных подергивающихся от квелого сквозняка занавесок.

      – Мы возродим его. Наш сын уже готов. Мирадея при всей прославленной взбалмошности не сможет ему отказать, какой бы остервенелой шпилькой она не была. Если в недрах её ветреных грез, теплиться тяга править, ей потребен принц. Токмо представь, наш сын в комплоте с силами Лирры идет на штурм Леденёного замка. Разве не этого ты алкал? Отправиться с ним на отвоевания земель Ревении вспять под права и длань людей?

      Короля коснулась шепотка уколовшей надежды. Его казалось, свинцовые сведенные скулы растаявшим льдом растянулись, а глаза просияли, показав его вызволенные из пучины неладных раздумий зеленоватые очи, из распустившихся оков присушенных век.

      – Ну, так мы исходим? – опять же с пригоршней ехидности поинтересовалась королева, сжимая его размякшую длань, которая казалась, ожила, и отвечала ей вырванным из нутра теплом, и нежностью.

      – Мне пригрезилось, мы все выжидали тебя? – посветлел король. Флагения неподвластно улыбнулась своим утонченным ртом, и они выходили из малость душных покоев, даже с упорством сквозняка повисших в чарах, спертости от густоты навеянных духов, скрашивающих испарину вымученных сборов королевы.

      Проходя под руку по подсвеченной ребрами, колонн, остова, широкой односводчатой закопчённой галерее с бюстами правителей и их жен, они единодушно улыбнулись своим алебастровым прообразам, выточенным из камня. Висевшие поверх них на карамельных стенах портреты в натуральную величину, были писаны в их лучшие годы, и Сибульт слегка понурился, сличая себя нынешнего со своей молодой озорной подобравшейся копией. Зато горделивая Флагения не чувствовала не малых доли укора от молодцеватой близняшки. На обжившимся в галерее портрете она оцепенела в отжитых семнадцати летах, и нотка неопытности в её обескураженном лице, и висевшие бахромой наряды, были не сопоставимы и буквально сметены с её нынешнего пылающего темперамента, и она чуток горделиво зарделась, ухватив мужа сильнее, отчего и он воспарял духом. Под ними был устлан ворсистый темно-бурый ковер, а вездесущая расквартированная по нишам стража в закрытых сахарных шлемах, отблескивающих от плачущих свечей подвешенного с собственной тенью паникадила, чопорно прижатые к стенам, назойливыми искрами лат до поры мешала им предаться светской беседе. Но все их чаяние была на небольшой проблеск свободы подобранным языкам дозволена пролиться перед входом в тронный зал. Высокий расписной потолок, перешедший в желваки нервюр, усиливал глухое рокотавшее эхо раздающиеся в конце коридора, и латники то и дело дергались при очередном стравленным стенами истошном отголоске.

      – Это должно быть, прославленный менестрель Гуик, – заметила Флагения, нехотя позвякивая стравленным голоском в такт, отдаленным мелодиям. Получалось недурно.

      – Бьюсь об заклад,