Она будет жить с нами. Амелия Борн

надо подумать, – стала повторять как мантру, стараясь уцепиться за эту мысль, как за единственную опору.

      В каком-то полубреду уселась на кровать, но сосредоточиться никак не удавалось. В голове упорно всплывали вопросы, вызывающие лютую тошноту, каждый раз пробивая очередное дно моего персонального ада. «Что они там сейчас делают?» – эта мысль всплыла и зациклилась, как старая, неисправная пластинка.

      Я истерично рассмеялась. Самое ужасное, что под всем этим потоком ненависти и обиды к Эдику и его «девке» вдруг поднялось чувство вины. Внутри меня копошилось что-то слабое, но упрямое, что продолжало тянуть обратно к воспоминаниям о том, каким он был. Нет, Эдик хороший, щедрый и благородный. Он пришел на помощь, когда никого больше не было. Он спас дедушку и меня, погасив долги. Если бы не он, мы, возможно, потеряли бы квартиру, к которой дедушка так привязался, и это вряд ли бы он пережил.

      Конечно, я слышала, о чем шептались некоторые кумушки на нашей свадьбе. Говорили, что я – тепличная дурочка, которую Эд, мол, купил себе и теперь будет держать при себе вечно благодарной за это. Такие завистливые комментарии я легко игнорировала. Ведь, в конце концов, богатых людей на свете много, но только Эд протянул мне руку помощи. Быть благодарной и верить в идеальность своего мужа было просто. Но теперь я начала сомневаться: может, действительно, те, кто смотрел на меня с жалостью, были правы?

      Я обхватила себя за плечи и зарыдала, но даже слезы текли беззвучно. Мысль о том, что рыжая гадина может услышать мои всхлипы, была просто невыносимой, и я молча давилась слезами, пытаясь скрыть свои чувства ото всех.

      В какой-то момент, истощенная эмоциями, я просто отключилась. Проснулась около четырех утра от голодного спазма в животе и приступа удушья. Сначала, по привычке, потянулась рукой к мужу, хотела сказать ему, что мне плохо. Но постель оказалась пустой, и вдруг все воспоминания нахлынули на меня волной.

      Наверное, в тот миг я заново пережила все: возвращение домой с цветами, чужая женская обувь в прихожей, сцена на кухне… Дышать стало еще труднее. Мне показалось, что виски стянуло обручем, а сердце стучало так громко и неистово, словно хотело вырваться из груди и исчезнуть в неизвестном направлении. Покачиваясь, я подбежала к двери и начала стучать. Но никто не спешил на помощь. Эдик продолжал свои «воспитательные процедуры», а возможно, просто спал.

      Осознание, что я могу здесь просто окочуриться на радость своей беременной сопернице, как ни странно, заставило меня найти в себе силы. Я сползла на пол, уговаривая себя не думать ни о чем, и попыталась сделать вдох. Сначала короткий, а затем – медленный выдох, немного длиннее. Постепенно приступ паники отступил, и мне, кажется, удалось начать дышать нормально.

      Слезы вновь накрыли меня, и я с остервенением принялась вытирать их со щек. Нужно было срочно остановить этот потоп. Не хватало еще радовать своего муженька и его «приживалку» распухшим лицом.

      Шалым взглядом обвела спальню, с болезненной жадностью