Человека-Подобие. Светлана Сологуб

уехал по скверу. Казалось бы, сквер длинный, и только что он казался вообще бесконечным, и до выхода далеко. А – раз! – и пропал Пионэр.

      Мужичок присел на скамейку рядышком. Благоговейно обтёр банку.

      – Холодненькое….

      – Ты зачем пиво у него взял? Я ведь тебе дал!

      Мужичок подскочил от неожиданности, укоризненно взглянул на друга:

      – Шура, что ты кричишь? Нельзя отказываться, когда помощь предлагают. Это некультурно.

      Открыл банку, которая ласково отозвалась многообещающим шипением.

      Мужик несколько раз вдохнул, глубоко и прерывисто. Сигареты кончились. Закурить бы. Ровно – очень ровно, ровнёшенько – произнёс:

      – Жара, Александр Петрович. Тебе одной банки с утра за глаза хватит.

      Мужичок выдохнул с облегчением, улыбнулся, спокойно и даже слегка снисходительно:

      – Что в руки с неба упало, то пропало.

      Запрокинул голову, блаженно зажмурился, сделал несколько глотков. Мужик наблюдал. Просто наблюдал, глубоко засунув руки в карманы пальто.

      Много, кто наблюдал. Ведущий Новостей, сидя на дереве, например, тоже наблюдал. Как и Доктор – на соседней скамейке. И Красивая Девушка, Рассказывающая Про Погоду, она, впрочем, сейчас молчала, стоя поодаль на газоне. И вся умножившаяся стократ похмельная компания литературных и кинематографических галлюцинаций. Стояли, сидели вокруг. И наблюдали, как Мужичок, смакуя, пьёт пиво из банки.

      II. К Дороге

      Это случилось где-то Там, в пространстве. Случилось тогда, случалось всегда, случается сейчас.

      Это пространство не имеет никакой формы, какую было бы способно представить человеческое сознание, и одновременно живёт и дышит многообразием форм, которые если и нельзя представить, то можно постараться вспомнить или позвать показаться во сне. Нечёткие эскизы, наброски от Руки, смутные миражи, черновики и пробные варианты рождались, плавно перетекали друг в друга и растворялись вновь.

      Привольный пейзаж из бескрайнего поля, окаймлённого почти на самом горизонте густым лесом из старых, крепких елей. Просторная зала на манер бальной, с потолка свешиваются огромные хрустальные люстры, подвески еле слышно звенят от неизвестно чем вызванного лёгкого сквозняка. Хотя почему неизвестно. Воля того, кто творит, может вызвать сквозняк даже в безвоздушном пространстве.

      Зал ожидания вокзала. И здесь же – пустая платформа с молчащими рельсами и огромным табло, на котором сменяют друг друга строчки, наверное, информирующие о скором прибытии поездов, но, вот беда, прочитать эти строчки невозможно. По крайней мере, тому, кто привык читать на одном из земных языков.

      Улица между небоскрёбами.

      Бесконечные ряды с продуктами и хозтоварами в бесконечном супермаркете.

      Подножие горы…

      …розарий…

      Кровью и лимфой этого пространства был спокойно-перламутровый туман. По плотности схожий с… Например, с тридцатитрехпроцентными сливками. Он самозабвенно сочинял всё новые и новые образы, увлекаясь, менял свой цвет по всей