Васильковая Русь. Валерий Гурков

козодой

      Через прутьев завал.

      В небе сильный хлопок,

      Самолёта стрела.

      Глиной кинул в горшок,

      Что по тыну стена.

      Где-то блеет козлёнок.

      Грохнул дверью сосед.

      Пёс залаял спросонок,

      Я иду на обед.

      Я ещё молодой!

      Где-то пять, может шесть.

      Возле печки удой,

      Я за стол, что б поесть.

      Да бабуля грозит.

      Черпаком от ведра:

      Руки мой, паразит!

      Выйди вон из стола.

      Улыбаюсь я ей

      И ромашки в ответ.

      Сам к ведру поскорей,

      Ведь остынет обед.

      Синеокая Русь!

      По полям бирюза.

      Я исправно молюсь

      И смотрю в образа.

      Они в красном углу

      Тут висели всегда,

      Через жизни всей мглу

      Нас хранили века.

      Вот теперь, помолясь,

      Вновь сажусь я за стол.

      К косяку, прислонясь,

      Бабка треплет подол.

      Ей почти уж под сто,

      Да в глазах бирюза.

      Мне накрыла на стол,

      Чтобы я поснедал.

      Сами будут потом,

      Ведь вначале мужик,

      А в руках мать с котом.

      Улыбается лик…

      Пражская осень

      Пражская с безумной теплотою осень

      Нежит и ласкает в солнечных лучах.

      Я же вижу матушку всю в проседь,

      Дом родной и ужин при свечах.

      Угол в образах завешен,

      Да под ними лавка, можно лечь.

      Образок и мне на грудь повешен,

      Для того, что б душу мне сберечь.

      Только в Бога ведь давно нет веры,

      Я её по свету белу растерял.

      Горя. Много горя я хлебнул без меры,

      Да с улыбкой кроткой я его встречал.

      Пражская с безумной теплотою осень

      Нежит и ласкает в утренней росы слезах.

      Я и сам давным-давно уж в проседь

      С блеском озорным в синь небес глазах.

      Не утратил я души ранимость,

      Так же посещает её грусть.

      Вот и вновь грущу я о родимой,

      Стороне с берёзовым названьем Русь.

      Той, что ждёт приблуду-сына

      Из далёкой тёплой стороны.

      Зазвенит от радости рябина,

      И кивнёт черёмуха в мареве луны.

      Пражская с безумной теплотою осень

      Нежит и ласкает в солнечных лучах.

      Только вижу пред собой я ясень

      И любовь безмерную в родных очах.

      Рядом вижу скромную беседку,

      Гроздь рябины у себя в руке

      И с собою нежную соседку,

      Да собачку на коротком поводке.

      Слышу смех её забавный,

      Радужный и ласковый такой.

      Я вновь молодой да славный,

      Потерявший от любви по ней покой.

      Пражская с безумной теплотою осень

      Нежит и ласкает в солнечных лучах.

      Жизнь моя, что призрачная тень,

      Протекла, промчалась в миражах.

      Нет давно