Трансмиттер. Дмитрий Шестаков

вниз.

      Он решительно подошел к первому из них. Тот рассыпался в мельчайшую искрящуюся пыльцу, которая, как взвесь, повисла в воздухе, крупинки энергии вырисовывали в пространстве затейливые узоры. Афанасий зашел в это облако и стал купаться в нем, как в душе. Он втирал пылинки энергии в кожу, в волосы, вдыхал полной грудью в легкие, хватал ртом и глотал их до тех пор, пока не осталось ни одной. Закончив с первым подсолнухом, он с жадностью бросился ко второму, затем к третьему. Афанасий знал, что Подсолнечник маслянистый семейства Астровых самое энергетически емкое растение, доступное ему в этих широтах.

      Вскоре он почувствовал, что силы переполняют его, но все продолжал в каком-то злостном остервенении хватать пыльцу, втирать, вдыхать, глотать до тех пор, пока она не перестала впитываться, а наоборот, начала слущиваться, оставляя позади мерцающий след. Остатки энергии, которую не смог впитать, он разметал по пространству. Затем, успокоившись, прошел обратно сквозь невидимую мембрану и вернулся в дом.

      Без объяснений взяв Таньку под локоть, он вывел ее из-за стола, где она начинала вторые пол литра с Машкой, увел в комнату, посадил на диван, тут же поставил снятый со стены горшок с традесканцией, или, попросту, березкой и легко, без подготовки, вдруг оказался в бане.

      Перед ним стояла пышущая жаром печь, а рядом деревянная бочка с водой. На поверхности воды, как кораблик, плавал ковшик, зацепившись крючком на ручке за край бочки. Афанасий быстро и деловито оглянулся вокруг, одел найденные шапку и варежку, зачерпнул пол ковша воды и плеснул ее на каменку. Вода с резким хлопком белым облаком вылетела из емкости с камнями, в помещении стало сразу заметно жарче. Не мешкая, Афанасий плеснул еще пол ковша, затем еще и еще. Раскаленные до предела камни быстро испаряли воду, выбрасывая ее мелким паром обратно. Жар стал нестерпимый, пришлось сесть и переждать. Передвигаясь по полу, он толчком открыл дверь в предбанник, а оттуда на улицу. Снаружи стояла зимняя морозная ночь. Вернувшись в парилку, Афанасий разделся и начал одну за другой поддавать порции воды. Бревенчатые стены покрылись крупными каплями, маломощная лампочка в углу, окутанная туманом, едва пробивалась через эту завесу. Гроздья пота, смешанного с конденсатом, ручьями текли по его разгоряченному, поджарому, мускулистому телу. Вскоре хлопки прекратились, на подливание воды камни реагировали ворчливым шипением, но Афанасий продолжал поддавать, пока совсем не залил их. Закончив с этим, он выбежал на улицу и с наслаждением прыгнул в сугроб пышного мягкого снега.

      Танька со счастливой детской улыбкой мирно спала на диване, свернувшись калачиком, жена неловко завалилась на лавке у стола, ушедший за водкой Аркашка так и не вернулся, потерявшись где-то в огородах. Афанасий вышел на улицу. Деревня спала, темнота окутала дворы и постройки. Окна домов не горели, единственный деревенский фонарь слабо освещал небольшой клочок пространства перед сельмагом. Только собаки лениво разговаривали на своем собачьем языке, да скотина