ТриАда. Юрий Леон

или с утолщением порочных и темных коагуляций, и, следовательно, связан цепью причинностей.

      Вы обрисовываете меня односторонне, частично, но, безусловно, аналитически законченно – в виде оперирующего секирой скелета в осенний период сбора урожая. Но обращаю внимание на символику. Скелет – это то, что вы считаете наименее изменяемым в вашем теле; это, так сказать, производная от твердости формы. Это почти вечный твердый каркас, на который наращиваются остальные элементы вашего тленного тела.

      Соглашусь, что осень человеческой жизни, время жатвы – не лучшее время для бурного оптимизма. Но, для неоступившихся, в ней есть та неукротимая прелесть, которую так чутко понимали русские поэты. И Пушкин: «Унылая пора, очей очарованье…», и Тютчев: «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора…», и Есенин: «О, возраст осени, ты мне дороже юности и лета…», – в своих стихах передают глубину непередаваемой силы любви и прелести поры опадающей листвы. Осень… Именно она открывает мне вселенную тонких чувственных оттенков ваших эмоциональных переживаний. За грустью приходит радость. И это неизбежно, как и сама смена времен года. Весна нового пробуждения еще не скоро, но пусть сердца уже сейчас озарятся новыми радостями и светлыми улыбками.

      Странник

      Я разделяю тот взгляд, что великая тайна жизни, которая, конечно же, и является тем глобальным и секретным знанием, состоит в том, что наше обычное ощущение «я» – это иллюзия или, по крайней мере – временная роль. То, о чем сказано много слов, что завуалировано в народных сказках, что описано в простеньких по форме изложениях и признанных шедеврах. Я не безосновательно считаю, что сборник пьес Шекспира, так же, как одна из самых знаменитых книг раннего итальянского Ренессанса – Декамерон Джованни Боккаччо, – лишь перелицованные рассказы и комедии более ранней эпохи. Но то балаганное развлекалово, над чем смеялись в 13 веке, в век романтизма стали великими трагедиями. Можно рассматривать «Короля Лир» – как лживые остывшие чувства внешнего. И сошедший со страниц другой трагедии – Лаэрт обращается к своему внутреннему Я, вскормленному беспечной обманной средой отношения к миру, в котором отвержена сердечность, соль человеческой души. Место действия, где царствует гордыня и самость – лишь продолжение офелиево-гамлетовской трагедии половой привязанности. Любви жадной до ощущений, животной, не окрашенной настоящими чувствами. А «Отелло» – как начало трагедии любви высшей, когда осознанные и окрепшие удовольствия желаний и, как следствие – победная поступь темных сил тела и сексуальных эмоций в сознании – душат Дездемону, «вечно скорбящую» истинную Любовь. Кульминацией же серии этих интимных комедий является опус о жизни половых клеток в печальном романтизме полового акта – «Ромео и Джульетта».

      В «Гамлете» – где местом событий или полем битвы высокой любви и низменных страстей выбран замок Эльсинор (эль – солнце, син – луна, хор – круг, цикл), т.е. – обычный цикл земной жизни, которую