Мадемуазель к Адриану. Полина Перевезенцева

Адриан,

      какая ассоциация будет у вас первой, если я скажу о человеке с лицом, как камень? Уточняю, речь о мужчине. На вашем месте я ответила бы другой ассоциацией или даже двумя: «точёные черты» и «лицо высеченное из гранита». Оба этих выражения, используются для описания внешности и подразумевают лицо с линиями настолько чёткими, что их впору сравнивать с творением скульптора. И всё же в контексте этого письма я подразумеваю внутреннее состояние, а именно – одиночество. В образе моего «человека» лицо потому и каменное, что он отрешён от окружающих. Он холоден, его взгляд рассеян, губы молчаливо сжаты, и держится он замкнуто, скованно – нет живости и черты застывают, как если бы их раз и навсегда запечатлели в камне. Я полагаю, он будет одинок, даже если окажется в переполненном зале. Одиночество – не физическое, а как состояние души. Состояние, которое принадлежа человеку, остаётся с ним несмотря на меняющиеся обстоятельства. Таким образом одиноким можно быть в равной степени когда ты один, и когда ты с кем-то, даже в кругу семьи.

      К чему я пишу вам об этом? В вашем последнем письме вы рассказывали о том, как в вечер пятницы наблюдали людей на дискотеке, в одном из баров. Исходя из того, как вы писали об этом, я заключаю, что в тот момент вы были сторонним наблюдателем и совершенно точно не стали частью этого. Ни на мгновение. Эмоции тех танцующих людей: веселье, наслаждение, пьянящее ощущение того, что всё возможно – вы не переживали их. Ваши эмоции горели, как пламя свечи, а их – вспыхивали, как фейерверк. И всё же в тот момент вы не были одиноки. Отстранены? Да. Но одиночество? Может быть раньше я бы сказала, что наблюдение было вашим собственным выбором, и на этой основе определила бы ваше состояние, как уединение. Но теперь я полагаю, что одиночество не является чем-то случайным, человек выбирает быть одиноким, равно как выбирает уединение, и этот выбор не всегда осознан. Мы так устроены, что стараемся забыть всё, что вынуждает нас чувствовать себя слабыми и уязвимыми. А в присутствии другого человека можно чувствовать себя уязвимым постоянно. И тогда предпочтительным вариантом становится уклониться от контакта, сказав себе что-то вроде: «Мне это неинтересно, лучше я останусь дома, тем более, что она будет с подругами и не останется одна». Вот и всё, Адриан. Черты моего человека уже окаменели – одиночество уже выбрано. И не имеет значения, что кроме уязвимой части, которая счастлива остаться дома, есть та, которая стремится к общению с другим человеком. Это кажется тем более печальным, если мой «человек» – и здесь имеет смысл говорить не только о мужчинах – делает этот выбор из вечера в вечер, из года в год, объясняя это всякий раз по-разному. Вне сомнения, он лжёт себе, потому что признать правду страшнее.

      Так в чём разница между одиночеством и уединением? Я почти слышу этот вопрос, сорвавшийся с ваших губ. Он напрашивается сам собой. Мы ищем уединения, чтобы разобраться в себе, рассмотреть и переработать впечатления от общения, и может быть чтобы увидеть происходящее со стороны. Последнее, думается, относится