Штурм Бахмута. Позывной «Констебль». Александр «Писатель» Савицкий

бойцов. Никакие психологические навыки, которые я пытался применять чтобы успокоиться, не работали. Кровь бурлила и посылала миллионы ватт энергии в каждый уголок моего тела. Я старался концентрироваться на «здесь и сейчас» и сохранял, насколько это было возможно, внешнее спокойствие.

      Эти двадцать лет между войной в Чечне и СВО я занимался психотерапией. У меня очень хорошо были прокачаны интуиция, рефлексия и эмпатия. Я годами оттачивал контакт с собой и своими переживаниями. Я не умел не чувствовать и не понимать, что со мной происходит в данный момент. Это давало определенные преимущества, но в то же время делало меня психологически уязвимее. Если бы я был менее осознан и более примитивен, было бы намного легче. Чувства еще не успели притупиться, как у «вояк», которые давно похоронили их под курганами травм и потерь.

      «Вдруг я погибну, даже не дойдя до позиции? – переживал я. – Боже, дай возможность прожить хотя бы один день. Прошу тебя!».

      Разведчики довели нас до «Шкеры» – первой точки в логистической цепочке «Зайцево – Передок». Нас передали следующей смене проводников, и мы пошли дальше. Дойдя до речки Бахмутки, мы стали перебираться через нее по одному. Бетонный мост с разрушенными опорами и провалившимися пролетами выглядел эпично. Под ним маслянисто текла река, с темной холодной водой. Ее берега обросли ледяной коркой и белели в темноте. Кое-где виднелись желтая поблекшая растительность и шаткие мостки из подручного материала – набухших и обледенелых досок, скрепленными гвоздями. В общем, переправа, на которой ты превращался в акробата, стремящегося побыстрее проскочить на другой берег. Это было полным погружением в компьютерную игру «Сталкер».

      Слаженность бойцов, которую я видел на полигоне, исчезла. Инстинкт самосохранения превращал едва сбитую команду в группу индивидуалистов, которые пытались справляться с трудностями. Мне приходилось идти в конце и подгонять отстающих, с их баулами. Хотелось орать матом на этих дебилов, которые не понимали примитивных вещей.

      – «Констебль» – «Крапиве», – заговорила рация.

      – На связи, – шепотом ответил я.

      – Вы где? Давайте быстрее двигайтесь, там вас заждались уже. Разведчикам пора идти дальше.

      – Принято, – ответил я и подумал: «Мы и так идем настолько быстро, насколько могут эти солдаты».

      Я вышел из-за поворота и увидел разбитый микроавтобус «Фолксваген» и труп украинского солдата. Он лежал на спине, вытянувшись вдоль дороги. В глаза бросалось почерневшее лицо и большое раздутое пузо. Одет он был в классическую пиксельную куртку ВСУ натовского образца, носки и кальсоны. Проходившие мимо бойцы, впервые увидев «двухсотого», внимательно рассматривали его. Это был мертвый человек, до которого никому не было дела.

      Нужно было привыкать к отсутствию привычных норм морали. Мысль о том, что где-то его ждет семья, была подавлена, не успев родиться.

      В семь тридцать утра мы пришли на точку встречи, где я попытался связаться с группой нашей разведки, которой