Дом Евы. Садека Джонсон

пить он ходил к мистеру Лерою на верхнем этаже, иногда напивался там до потери сознания. При этом деньги он не забывал считать даже пьяный. Он не доверял жильцам, так что собирал с них арендную плату раз в неделю, а не в конце месяца, как обычно принято.

      Шимми остановился в паре метров от железных перил.

      – Привет.

      Я не отрывала глаз от книги, хоть и перестала понимать, что в ней написано.

      – Что читаешь?

      Я повернула книжку обложкой к нему, мысленно приказывая ему уйти.

      – Я это в прошлом году читал. Для Шекспира неплохо.

      Тут я не удержалась.

      – А какая пьеса тебе больше всего нравится?

      – Наверное, «Ромео и Джульетта».

      – Почему?

      – Обожаю истории о запретной любви. – Он смахнул волосы со лба и улыбнулся.

      Несмотря на всю свою решимость, я не смогла не расплыться в ответной улыбке.

      – Не ожидала, что ты безнадежный романтик.

      – Можно я сяду?

      Я оглянулась посмотреть, кто на улице за нами наблюдает. Два мальчика пинали жестянку, черный пес обнюхивал помойку в поисках еды. У миссис Эдны на втором этаже было открыто окно, и хотя я ее не видела, это не значило, что она не притаилась где‐то в комнате. В этом квартале кто‐то всегда за тобой наблюдал.

      – Неудачная мысль.

      Он присел двумя ступенями ниже и посмотрел на меня сквозь длинные и густые ресницы – жаль, что такие достались парню, у которого и других достоинств много.

      – Я не хочу, чтобы у тебя были еще какие‐то проблемы. – Я запрокинула голову, глядя в небо.

      – Извини насчет мистера Гринуолда. Я не знал, что он так отреагирует.

      – Мне не следовало ждать ничего иного.

      Он начал багроветь – сначала шеей, потом румянец залил щеки.

      – Конечно, следовало. Я хочу как‐то исправить тебе настроение после этого.

      Я сжала губы, пытаясь почувствовать следы гигиенической помады, которой сегодня намазалась, но она уже высохла.

      – Просто забудь об этом, пожалуйста.

      Шимми достал из кармана тюбик сиреневой краски и протянул мне.

      – Теперь ты сможешь добавить цветы на дерево на твоей картине.

      Еще ни один парень не приносил мне подарков. Зато они вечно пытались от меня что‐то получить. Трогали меня за попу в школьном коридоре, заглядывали под юбку на лестнице, старались полапать в школьном дворе, пока взрослые не смотрят. А если вспомнить еще Липа и мужчин на улице… Шимми от них сильно отличался.

      – Спасибо. Для меня это очень много значит.

      – Пойдем завтра вечером послушать музыку в «Делл» [3], – хрипло сказал он.

      – Ты с ума сошел? Ты что, глухой и слепой? – рассмеялась я, вертя в руках тюбик краски. Краска была хорошая, быстросохнущая.

      – Я серьезно.

      – И как это у нас получится? Я даже в твою кондитерскую не могу зайти, чтоб меня не выкинули за дверь, словно мусор.

      Он умоляюще сложил

3

Открытая концертная площадка в Филадельфии, в парке Ист-Фэйрмонт.