Душа для четверых. Ирина Родионова

квартира была не заперта – здесь никогда больше не закрывались замки, но Галка все равно автоматически порылась в сумке и нашарила холодные ключи. В прихожей не осталось других запахов, кроме лекарств и едкого хозяйственного мыла, и это напомнило стерильную квартиру Анны Ильиничны.

      – Галочка пришла, Гала! – защебетала мама издали, как только Галка толкнула дверь.

      Скрипнула кровать, заныла на одной ноте, но мама так и не смогла подняться, а когда Галка заглянула в комнату, то и вовсе сделала вид, что просто усаживалась поудобнее.

      В ее распухшем, раздутом лице все труднее было разглядеть маму. Казалось, она совсем не спала: синева под глазами налилась мутью, словно настоявшийся индийский чай, в глазах лопнули сосуды, и белки стали розоватыми, мутными. Пальцы бегали по одеялу, словно в поисках сил.

      Высунулась из кухни соседка, заулыбалась золотыми зубами.

      – Ну чего? Не подохла еще? – спросила у мамы Галка.

      – Не дождешься!

      – Галочка… – Соседкино лицо вытянулось, хотя пора бы и привыкнуть к их общению.

      Галка с мамой захохотали.

      – Ну, иди сюда, хоть обниму…

      – Опять твои телячьи нежности.

      Галка обхватила маму руками, почувствовав твердость костей под тонкой кожей, густой тяжелый запах болезни. Даже дыхание у мамы стало прохладным, словно Галка приоткрыла дверцу холодильника. Ввалившиеся глаза лихорадочно блестели.

      Ей становилось хуже – Галке не надо было даже спрашивать, чтобы это понять. В окружении мягких перьевых подушек, утопающая в тепле и пестрых наволочках, мама улыбалась, но даже сидела с трудом, выставив вперед правое плечо. Она специально натянула бесформенную вязаную кофту, чтобы прикрыть худобу, но это не помогло.

      Ей ничего уже не помогало.

      Лысину по обыкновению закрыл платок, на этот раз Галкин любимый – с пальмами и ананасами, такой пестрый, что рябило в глазах. Лицо в сухих красных прыщиках, редкие волоски вместо бровей, выпавшие ресницы… Галка помнила маму красавицей и сейчас любила ее не меньше, но все равно старалась лишний раз не разглядывать, не смущать. В голове теперь жили будто бы две разные мамы, и обе без конца храбрились.

      – Идем ко мне, садись. Рассказывай, как с учебой?

      – Да нормально, не выгнали пока.

      Соседка присела напротив и кивала на каждое слово, пучила от любопытства глаза. Галка нашла твердую мамину ладонь, крепко стиснула в своих руках. Та слабо пожала в ответ.

      Лицо ее вздрогнуло, напряглось, она сделала какой-то знак соседке, но та, безмозглая, ничего не поняла. Галка прикинулась, что тоже не замечает: снова рассказывала про Анну Ильиничну, про смену на работе, про Машу – мама называла ее солнышком и всегда спрашивала, как у той с учебой. Сегодня общение не задалось.

      – Ой, таблетки же пора… – засуетилась соседка, видимо сообразив.

      Галка взяла ее к матери в сиделки потому, что у Лилии Адамовны была квартира на той же лестничной клетке, патологическое любопытство и желание