Жизнь ни за что. Книга первая. Алексей Сухих

и зелёный лук, варёная картошка, огурец и снасти. А на обратном пути в этой же сумке лежал улов. Упаси боже! Пусть пацан оставался голодным, но пойманную рыбу никогда не ел, а нёс домой. Помощник семье, добытчик. Война дала этой поросли жестокий урок.

      На рыбалку ходили ватагой, обычно не менее четырёх ребят. Родители иначе не отпускали. Ходили с ночёвкой на одну ночь. На большее время также не отпускали. И не позднее одиннадцати утра ватага уже была за городом на ходовой тропе, чтобы послеполуденную часть текущего дня и утро следующего посвятить рыбалке, потом отдохнуть, покупаться, позагорать и к вечеру обязательно вернуться домой. А уж кто и что поймал – это уже как повезёт. Обычно от килограмма до двух – трёх, не более и, в основном, сорожек, окунишек. А если кто, не гонясь за престижной рыбой, переключался на пескарей, то нёс в сумке сотни полторы вкуснейших рыбёшек, которых в жареном хрустящем виде Лёнька, давно ставший Леонидом Ивановичем, все равно продолжал считать деликатеснейшей рыбкой. А вот пойманных раков добычей не считали и съедали на реке. Ночёвки обычно проходили без сна у костра над притихшей водой. Испечённый в раскалённой золе и отмытый в холодной речной воде крупный рак доставлял удачливому ловцу наслаждение во время еды и воспоминание о невозвратимом времени на долгие годы. Уже потом, через десятилетия Леонид Иванович пройдёт вдоль берегов этой речки километров двадцать. Индустриализация и химизация сельского хозяйства сделает своё жестокое дело. Вместо светлой прозрачной речки он увидит жалкий ручей с мутноватой водой без признаков водной жизни и даже без камышей.

      Когда лето подходило к концу, Лёнька переключался с рыбной ловли на охоту Друзей охотников было значительно меньше, чем друзей рыбаков. Но двое – трое пацанов компанию всегда поддерживали, поскольку не то что беззаветно любили природу, а были просто детьми природы. На уток охотились в пойме той же рыбьей речки, а на боровую дичь соответственно в бору, который привольно раскинулся на юг и восток от самых окраин городка. Ружьишко у Лёньки было одноствольное двадцатого калибра, которое оставил ему «по наследству» старший брат, когда уехал на учёбу в Ленинград. Он уже заканчивал своё обучение и распределился в Горький. Ружьецо, как понимал Лёнька, не подходило для настоящего охотника и годилось только для мальчишки, каким и был его брат, когда это ружьё получил в подарок от отца. Но Лёнька был невероятно горд и когда шёл с ружьём по улицам, и вдвойне горд, когда удавалось возвращаться с пристёгнутой к поясу добычей. С боевыми припасами у мальчишек было плоховато. Дробь они делали сами, раскатывая на сковородках нарезанный кубиками свинец, а порох собирали по крупинкам у взрослых охотников, перетерпливая порой немалые унижения. И снаряжая патроны, отмеривая порох казённой меркой, пацаны всегда думали о бесценности патрона и о том, что мазать нельзя. Не уверен, не стреляй!

      На охоту