Магический Треугольник Общественности. Юрий Чирков

Индивид в ней оказывается как бы «повязанным» стремлением получить одобрение со стороны других членов этой группы. Превращаясь в своеобразного пай-мальчика, нуждающегося в поощрении. И если кто-то в группе «выходит за рамки», проявляя «строптивость», то он тут же становится объектом социального давления».

      «Последнее может принять форму молчаливого неодобрения, – поясняют Робер и Тильман, – насмешки, презрения или смертного приговора. Напротив, за соблюдение норм индивид получает одобрение, согласие, приобретает престиж».

      Исследователи будущего способны будут, видимо, отличать толпу американскую от толпы русской, видеть разницу между толпой интеллигентов и толпой интеллектуалов (увы, и такие сочетания в принципе вероятны) так же легко, как сейчас они отличают толпу театральную («она все воспринимает гораздо сильнее, чем каждый из театралов в отдельности отнесся бы к тому, что видит на сцене, не будь это в переполненном зале и не заряжайся он чувством соседа») – толпу, может быть, самую спокойную, хотя бы потому, что она сидит, от гораздо более возбужденных толп – стоящих или двигающихся («самая опасная – это бегущая толпа, тут ее возбужденное состояние легко переходит все границы, вызывая панику или страсть к разрушению»).

      Парадоксы толпы? Главный из них, пожалуй, тот, что в толпе может исчезнуть разница между великим математиком и его сапожником!

      «В толпе, писал Лебон, люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нисколько не лучше подачи голосов сорока водоносов».

      Об опрощении в толпе, об уценке в ней даже ярких личностей говорил однажды и покойный протоиерей Александр Мень (1935–1990):

      «Приведу… один показательный и немного забавный пример из недавней церковной истории. Когда католиками готовился Второй Ватиканский Собор, было условлено, что на его заседаниях под сводами храма святого Петра не будут звучатъ аплодисменты. Но едва в ходе Собора столкнулись позиции консерваторов и реформистов, об этом правиле все мгновенно забыли.

      Две тысячи почтенных иерархов и ведущих теологов ощутили в себе иррациональный “зов массы”. Они не только хлопали, но порой даже кричали и стучали о пюпитры. Большинство из собравшихся, наверняка, были образованными, разумными и, скажем, степенными людьми…»

      3. «Такой же незаметный, как тысяча других»

      Драгоценное одиночество. Никто не задумывается над тем, сколь необходимо человеку одиночество. Никто не задумывается над тем, сколь необходима человеческому организму, сколько жизненных сил экономит определенная доза ежедневного одиночества. Она очищает нашу жизнь, удаляет из него шлаки коллективизма. Общественная, коллективная жизнь отравляет человеческий организм. Мы сильно обеспокоены вредом алкоголизма или курения, но никого почему-то не беспокоит вред, наносимый нам коллективизмом. В отрочестве и более зрелом возрасте каждый самостоятельный человек должен несколько часов в день проводить в одиночестве – и