(Не)добрый молодец. Алексей Птица

На этом всё. В огнестрельном оружии, впрочем, он разбирался и даже мог стрелять, у деда ружьё было, тот показывал внуку.

      – Ножом владею, дротиком, да огнестрелом. Вадим чуть было не сказал: «Ружьём», но вовремя прикусил язык.

      – Огнестрелом? Пищалью?

      – И пищалью, и пистолем, – вспомнил название средневекового пистолета Вадим.

      – Мм, неужто правда?

      – Правда, правда! – заверил его Вадим.

      – Ну, пищали у нас нет, а вот топор есть. Топором владеешь?

      Вадим пожал плечами, а что там владеть?

      – Владею! И многим прочим инструментом тоже, молотком или пилой.

      – Пилой? Слыхом о том не слыхивал, хотя, погоди, так ты, может, пильник или тёрщик. Говорил в Москве один иноземец, что такое возможно. У них в Голландии целые пильные мельницы есть. Но то иноземный инструмент, а у нас только топор и есть самый главный инструмент.

      – Ну, наверное, топором я могу.

      – А на поле работать ты умеешь?

      – Умею, и копать, и убирать, и все остальное. Картошку там или помидоры.

      – Картошку?

      Вадим снова почесал затылок. Опять лоханулся. Какая картошка в 16 веке?

      – Это корень такой редкий. А так я любую зелень, огурцы и вообще всё могу выращивать.

      Вадим ни секунды в этих навыках не сомневался, спасибо деду с бабкой, научили.

      – Угу, а считать ты умеешь?

      – Да.

      – А ну-ка, сосчитай, сколько дров вон в поленнице.

      Вадим подошёл к поленнице и стал громко считать: – раз, два, … тридцать два…, семьдесят девять…, девяносто шесть.

      Отец Анисим молча смотрел и никак не выражал своё удивление.

      – А читать и писать ты умеешь?

      – Умею, но плохо. Читать лучше, писать хуже, – тут Вадим перестраховался. Он и не видел ещё местных, по большей части церковных книг, но подозревал, что там мало что сможет разобрать.

      Он, всё же, языка своих древних предков не знал. В голове всплыли картинки с витиеватыми буквицами старославянского алфавита. Нет, прочитать и тем более написать эти загогулины ему будет невозможно. Но постепенно научиться в этом разбираться для него, человека двадцать первого века, не должно стать серьёзной проблемой.

      – Хорошо, поможешь мне книги разобрать. Да и посмотрим, что ещё ты умеешь, и к чему можно будет тебя пристроить. А вот то, что батька тебя с оружием не научил обращаться, это удивительно!

      – Научил, но я больше к огнестрелу приучен, с саблей и топором не слишком ловок.

      – Значится, в огненные стрельцы прочил тебя тятя твой.

      – Да, или в дьяки.

      – Ладно, пойдём, обойдём наше хозяйство, и я тебе расскажу, что да как. Нас всего тута двадцать семь человек. Настоятель, а с ним десяток чернецов, да три монахини, послушниц две, возраста пожилого. Вдовые все, более из женщин никого. Остальные десять – это трудники и послушники, кто готовится стать иноком, кто ради знаний пришёл, кто укрыться на время, а кто и поработать за кусок хлеба. Поле у нас небольшое, только гречиху да горох и растим. Хлеб покупать приходится, но зато у нас есть кузня и рисовальщик,